Утром Карантир ел человека.
Человек оказался сносным в бульоне, и тем принес куда больше пользы, чем мог при жизни. Но кашель и боль в груди проходить не спешили, и пронизывающий ветер из ущелья заставлял чародея тщетно кутаться в два плаща, как будто это могло спасти. Сам рецепт людоедской похлебки ему достался от его недоброй памяти предшественника, предыдущего верховного Навигатора, и прежде применять его не приходилось. Хотя бы оттого, что уподобляться бывшему начальнику хоть в чем-то он находил отвратительным. Но практичность победила гордость - дхойне он уже убил, не выбрасывать же теперь.
Для себя он, тем не менее, определял это словом "докатился".
Соплеменники вовсе скривились бы, увидев условия его нынешнего существования, но навигатор, который большую часть жизни ночевал в палатке, в лодке, в фургоне, в гамаке и местах еще похуже, был крайне невосприимчив к физическим лишениям.
Нарушители спокойствия дали о себе знать издалека - дрожью рухнувших защитных чар и острыми уколами в висках. Объяснение было только одно. Конечно, телепортироваться в таких условиях было небезопасно. Конечно, Карантир на это наплевал. Кто бы ни шлялся в лесу, вряд ли то были простые контрабандисты с грузом двимерита.
Холодная заря разгоралась над далекими песками пустыни Корат, сочилась кровью сквозь облака за перевалом, за черными скалами Деланфера, словно дурное знамение.
Карантир остался на месте. Почти. Его скрутило и выпустило, зато перед глазами плавал сплошной ривийский свекольный суп, и это называлось "легко отделался". У него имелся еще один способ удирать в таких случаях - самые простые чары, помноженные на физическую ловкость - но теперь и этот шанс пропал.
Отдышавшись, он потянулся к Силе, пока еще мог - к корням черной горы, к ветрам в сером небе, к хрустальной реке, стекающей со старых снежников. И еще кое-что подготовил.
Те, кто пришел по следу убитых дхойне, увидели костер среди горных сосен, пятна на бурой траве и тело без головы с торчащими зубами ребер, и того, кто сидел над ним, сгорбившись, как какой-нибудь гуль. Упырь поднял голову и обвел отряд сеидхе лихорадочно блестящими глазами. Огромными и по-эльфски раскосыми.
И улыбнулся.
- Hael fraeren, - прошелестел он на Старшей Речи, испорченной только клекотом в легких. - Доброй охоты. Присоединиться не могу, но могу пригласить к трапезе.
Он поднял руки, которые грел во вскрытой груди мертвеца, и подвинулся ближе к огню.
В горы он попал из Каэд Мырквид, из-за друидского табу на охоту, а туда явился в поиске исцеления: мало кто мог помочь с его ранами, и, когда запас обезболивающих в логове уменьшился вдвое, в очередной момент ясности колдун, не колеблясь, достал лист священного дуба и выпал на поляну в Туссенте. Опасность наткнуться на своих или на Аваллак'ха значила мало по сравнению с приятностью погоды, а полностью безопасных мест в этом мире не осталось.
И, разумеется, если можно провести зиму в Туссенте, лишь дурак отправится куда-то еще.
Кое-кто из друидов действительно его помнил, несмотря на долгие годы отсутствия. "Меня звали Кей с Горы Дьявола" - повторял он терпеливо, завернувшись в слишком теплый плащ и глядя в чужие, незнакомые лица, - "я учился у старого Ведуна, я жил здесь раньше". Как быстро вянут даже полукровки, как можно было додуматься разбавлять кровь с волосатыми pavien и потом смотреть, как твои дети скукоживаются от времени, как листья в огне... Непостижимо, но в нравах аэн Сидэ было много такого, вводившего в недоумение, и открытый разум исследователя тут пасовал.
Что случилось? - спрашивала сморщенная, как гриб, целительница, в которой эльфской была только форма ушей. - На тебе лица нет.
Я потерял корабль.
"Лицо тоже потерял", усмехался он про себя, "но это не так обидно".
Кто тебя порезал?
Люди, кто еще. Послушай, на кой вам такой мощный барьер вокруг леса?
Говорят, люди возле леса пропадают.
С моей обычной удачей я еще до Йуле узнаю, куда они пропадают. Но грешат на вас?
На кого еще им грешить?
От гостей тоже несло кровью. Даже сквозь приставшие к нему запахи сырого мха, липкого пота, травяного настоя, мокрого меха и гнилых листьев чародей чувствовал это безошибочно.
По ту сторону Врат многие хотели бы знать правду о том, что и почему произошло на последней вечеринке Эредина, но даже прочитав мысли навигатора, они бы не удовлетворили любопытства: очнувшись от бреда, ни разу с тех пор он не думал о том, что сделал и чего не сделал. Другие бы не отказались узнать, что он собирается делать теперь, но это простой вопрос - будет искать себе другую войну.
Или война найдет его.
Окружившая его ганза состояла из чистокровных или почти таких Аэн Сидэ - одеты чисто, экипировка недурная, но в глазах дурное, злое веселье, свойственное тем, кому терять нечего. Все явно недавно бывали в стычках - у одного свежий шрам через губу, у другого недолечена нога, у третьей опалены волосы и обожжена щека. Ни одна их черта не выглядела безвредной. Что видели они? Почти ничего: невзрачную одежду пилигрима и пару кинжалов рядом на сухой траве. Руки, грязные от крови дх'ойне, лицо, заострившееся от боли и болезни, и темную косу, из-за которой мало какой сородич угадывал, что тип перед ним высокородный и потомственный чародей. Перья и бусины, вроде бы обычные для местных эльфов украшения, и снег в волосах, который не таял, потому что снегом не был.
И характерные медленные, скованные движения, когда он поднимался, держась за дерево.
Зоркие эльфы вполне могли отличить чужих от своих, именно потому устав Навигаторов запрещал путешественникам с ними общаться - и все-таки теперь отчего-то они перепутали и поняли это лишь когда пришелец из Элле выпрямился во весь немаленький рост. Дружелюбия это им не прибавило. Страха, что интересно, тоже.
Но пришелец был все еще профессионален.
Когда сеидхе натянули луки, подвешенный щит слетел с пальцев, и стрелы врезались в ледяной купол, выбивая искры. Причем командир, похоже, даже не сомневался, что за существо перед ним - все занятнее и занятнее.
Когда предводитель отряда скомандовал взять его, никто уже не удивился.
— Я пойду с вами, — сказал чужак прямо одновременно с приказом, перебив его и перекрыв. Несмотря на мирную интонацию, отчего-то это звучало как угроза. Или пророчество. Или проклятие. — Так надо.
Они приближались со всех сторон, как стая волков, и кто-то еще точно укрывался в лесу. Щит, несмотря на близость кучи двимерита, держался.
- Не бойся, мы не убьем тебя на месте, - усмехнулась эльфка с обожженной щекой, - ты все-таки не dh'oine.
- Охотно верю, что не убьете. Где же в этом веселье?
Щит дрожал. Звенел. Пытался рассыпаться. Но не падал. Маг из полусказочного Народа Ольх смотрел на это сквозь пальцы, пытаясь оттереть кровь из лопнувших капилляров так, чтобы еще больше не запачкаться. Одинокий, слишком юный, раненый, больной и жалкий, он не походил на мифическое существо из легенд о Всадниках Бурь и ничуть не впечатлял. Свора местных, смеряющая его волчьими взглядами, куда больше смахивала на Дикую Охоту.
По понятной причине Карантир тоже не был ими впечатлен.
- En-bloede-cheass, - сказал чужак тем же мягким и вежливым тоном. - Может, подождете подкреплений, если вас всех недостаточно для одного умирающего?
В этом не слышалось даже издевки. Эльфы с двимеритом подошли почти вплотную, другие осматривали заросли, не поверив, что он один, а щит трещал. Щит мерцал, но не падал.
Сквозь стену переливающегося, как медуза, щита чужак смотрел на подбирающихся охотников с любопытством — не холодным, отнюдь. Голодным. Горящим.
— Хм, петрушка, — c издевательской беззаботностью принюхался один из незваных гостей, наткнувшись на котел с человеческим супом, — шалфей...
— ...розмарин и тимьян. Давайте уже, мать вашу, - нетерпеливо бросил пришелец, протянув руки навстречу успокаивающим публику оковам и полной неизвестности. - Не перетрудитесь.
Взаимодействие с внезапными сородичами было похоже на прогулку по болоту - не знаешь, не провалишься ли на следующем шаге, но нельзя и останавливаться. Элле сжал кулак, и ледяной свод рухнул, разлетевшись пылью - но по его воле, а не по слабости, и оно того стоило.
И перед тем, как уронить щит, он подцепил Силой бревно из костра, безыскусно приласкав им того из ганзы, кто смотрел злее всего и мог подтолкнуть прочих. От ответного наставления его товарищей Карантир увернулся. Дважды.
Они были заметно недовольны тем, что пришлось возвращаться, точно нашли не то, что искали.
- Шагай, приблуда.
- Я не приблуда, - взвился он по-мальчишески, крутанувшись, как будто собрался вцепиться конвоиру в глотку, - я здесь жил.
Аборигены на удивление не стремились задавать вопросы или что-то объяснять, но и трофей их не рвался допытываться правды, и непонятно, кому было от этого молчания неуютнее. С какой-то агрессивной покорностью сдавшись, высокий чужак не пытался никого испепелять взглядом, уничтожать презрением и ставить на место, и если кому-то за всем, чего он не делал, виделся специальный, качественно иной сорт высокомерия, они не ошибались.
Трофей, вспомнив свою прежнюю дорогу приключений, по возможности старался быть меньшим засранцем, чем обычно, и не провоцировать.Уберегание альтернативно интеллектуальных отморозков от глупостей никогда не было его любимым занятием, но он старался.
- Эй, приблуда. Ты сказал, что никогда раньше не причинял вреда нашим, - докопался до него заскучавший лучник в жажде срыва покровов. - А потом сказал, что терпеть не можешь убивать эльфов. Как же это сочетается?
- Ты хорошо слышишь, - дипломатично ответил Карантир, откашлявшись опять, - подумай еще.
Через пару часов колдун упал лицом в землю, и пошевелившие его обнаружили, что у нездоровой белизны его физиономии и шкуры мало общего с холодом, но много - с пламенем лихорадки.
В себя маг пришел недалеко от эльфского лагеря, и не своими силами. Все плыло в тумане - или действительно кругом туман? Командир ганзы ловчих кому-то докладывал: что-то насчет того, что этого схватили "не там, где других", и что он дикий и бешеный, и разбил голову Ваниэлю просто так.
- Не просто так, - возразил арестант. - Я смотрел на его страдания, и это помогло мне идти.
Древнее святилище Даны среди болот Сансретуры он тоже помнил, но тогда там не пахло так странно.
Припорошенный снегом иномирный интервент, живая картинка в сорока оттенках серого, не считая свежей ножевой отметины на лице и крови на руках, шел ко входу между лошадьми конвоя, скрежетал зубами, чтобы ими не стучать, и насвистывал мотивчик "Девиц из Виковаро".
Позади их всех дьявольские рога перевала Деланфер драматично горели в лучах заката, будто предвещая всякий злой рок, хотя куда уже больше.
Руки ему так и не позволили вымыть.
Отредактировано Карантир (17.05.2019 12:48)