Там, в неизвестном, снова не ответили.
Сумрак раскрасился тихим шорохом ткани – чародейка (а это была, конечно, она своей собственной персоной) прошла вдоль стеллажа. Переставила несколько пробирок и реторт по одной ей известным соображениям, задумчиво покачала одну из запаянных бутылочек в воздухе, потом раздраженно щелкнула пальцами, зажигая десяток свечей, располагавшихся в широком подсвечнике, стоявшем в изголовье прозекторского стола.
Подошла поближе, разглядывая жидкость на просвет.
- Нет, - сухо ответила чародейка, - не считаю это целесообразным.
Она постучала ногтем по стеклу, взбивая крупные желтоватые хлопья осадка, и нахмурилась. Поставила бутылочку на место и взяла соседнюю, снова придирчиво разглядывая её против свечи, и только потом обратила внимание на распятого на столе ведьмака.
И изволила пояснить:
- Цивилизованные люди, с которыми имеет смысл договариваться, перед визитом присылают предупреждающее письмо или гонца. На крайний случай, стучат в дверь и вежливо ждут ответа. Но точно не врываются в чужой дом, ломая и разбивая ценные вещи, и не портят кропотливую работу своими невежественными варварскими фокусами!
Чародейка задумчиво поводила руками над декой с хирургическими инструментами, выудила длинную толстую иглу. Аккуратно расстелила кусок небеленого льняного полотна на свободной части прозекторского стола – в надежности своих запоров чародейка не сомневалась, и потому не стоило опасаться того, что ведьмак будет буянить и сбросит инструменты.
- Это было настолько возмутительным, что я не стала жечь тебя сразу. Решила посмотреть, кто настолько охамел.
Она бросила на ведьмака испытывающий взгляд. Снова раздраженно повела ладонью в воздухе, и одна из свечей рассталась с огоньком - тот поплыл по воздуху и завис прямо над торсом.
- И тебе повезло, - ровно продолжила она, - точнее, нам повезло. Твое тело послужит благим целям и будет полезно науке в моем лице.
Она, подержав иглу на огне, сжала её в ногтях и резко вогнала на полдюйма в локтевой сустав своего испытуемого. Свободной, левой рукой оттянула веко, вглядываясь в реакцию зрачков.
- Даже не знаю, зачем тебе это всё говорю, - тем же ровным тоном произнесла чародейка, - наверное, от скуки. Ты можешь обмануть кметов или даже солтыса, прикинувшись обычным человеком, но я-то знаю, что ты – всего лишь искусственно выведенный механизм, лишенный эмоций, совести и, вероятно, инстинкта самосохранения. Иначе никогда бы сюда не сунулся. Будь у меня записи Альзура, я бы сумела быстро разобраться, что в тебе к чему, но теперь придется действовать наобум - так что ночь будет долгой. Можешь дуть на паутину, если будет падать не в котел, а в открытые раны.
Она ободрительно хлопнула ведьмака по плечу, отложила иглу на полотно и снова замерла над декой, бегая пальцами в томительном выборе между двумя скальпелями.
Наконец выбрала – лезвие тускло блеснуло в свечном свете, и по нему вдогонку проскочила синяя искра.
- Один вопрос, ведьмак. Кто показал тебе дорогу сюда, и зачем?

- Так и задумано, - чародейка помедлила с действиями, размышляя.
Вообще говоря, нанесенный её пристанищу урон был не настолько уж велик. Замок был без преувеличений огромным – неясно, какой из амбициозных князьков или корольков местных земель и в какие именно годы отгрохал это чудовище, но было совершенно ясно, почему его покинул – просто-напросто помер от холода и сырости. По длинным анфиладам круглосуточно, вне зависимости от времен года, бродил сквозняк, во время осенних ливней текла крыша, в качестве гобеленов в тронном зале на стенах буйно росла плесень, а в западной башне действительно свила гнездо какая-то тварь – поначалу принятая за лису-переростка, та доставила несколько неприятных часов беготни по подвалам и, как итог, обвал одного из главных залов левого крыла, руины которого теперь служили той надгробным камнем. Центральная часть замка и до того была малопригодна для жизни – слишком уж большими были прорехи в крыше – а вот правое крыло, сохранившееся лучше всего, чародейка частично оборудовала для собственных нужд, и до поры наслаждалась полным одиночеством, дав о своем точном размещении весточку разве что нескольким коллегам. Но местные органы власти тоже были в курсе. И именно последнее обстоятельство сейчас заставляло молчать, зажав скальпель в пальцах.
- По сути, княгиня Лизелотта не так уж неправа, - холодно ответила чародейка, - я действительно… забирала кровь у кметов, потому что в этом регионе наблюдается вспышка плохо изученного заболевания, которое мы раньше считали генетическим. Но почему…
Она снова замолчала, колеблясь. Размышлять было о чём – «на дому» чародейка не принимала, но это совершенно не значило, что место её обитания было невозможно разыскать, потому что тайны из того она не делала. От местных необразованных селян – и местных необразованных горожан – можно было бы ждать мрачных баек и леденящих душу рассказов про развалины и тех, кто в них обитает, но чтоб искать ведьмака да давать ему денежный заказ… И уж кто-кто, а княгиня могла бы вспомнить, что руины нынче обитаемы. Ведь не далее как прошлом квартале засылала гонцов, чтоб выписать чародейку по весьма деликатной беде – не менее заразной, чем местная генетическая бацилла, но на несколько порядков лучше изученной, и известной с тех самых первобытных времен, когда начали зарождаться профессии.
Итогами вроде как осталась довольна.
- Тебя ввели в заблуждение, - чародейка покрутила в руках скальпель, потом отложила его и присела на свободный край стола, уже намного более внимательно глядя своему пленнику в лицо, - здесь нет никаких упыриц и монстров, только я. Что меня больше удивляет – так это тот факт, что её светлость прекрасно об этом знает. Возможно, она рассчитывала таким образом от тебя избавиться – не в обиду, ведьмак, но твою братию довольно легко обвести вокруг пальца. Но почему? Ты с ней спал? Заделал ребенка? Хотя нет, вы же стерильны… Заразил дрянной болячкой, и об этом прознал князь?

Чародейка внимательно вглядывалась в лицо пленника, выискивая там признаки лжи. Сложно было признаваться самой себе, но его последние слова неожиданно её задели – какие бы там ни были у него эмоции, чувства и гормональная система, он вправду разговаривал как самый обыкновенный живой человек, попавший в беду.
Это открытие почему-то её злило.
Чародейка тихо фыркнула и поднялась со своего места:
- Глупости какие, - поведала она, - ты хочешь сказать, что она, по факту, дала заказ на меня? На меня, магистра - заказ обычному, уж прости, отощавшему к осени ведьмаку, даже не предупредив его об возможной опасности? Впрочем, её светлость действительно не блещет умом.
Она сделала несколько шагов вдоль стола, потом обратно. Со скепсисом глянула на распятого на столе пленника и опять остановилась, раздраженно сплетая пальцы в замок. На лбу залегла морщина сомнения.
- Ладно, - наконец произнесла чародейка, - тут действительно что-то не сходится. Умный лжец попытался бы меня обмануть как-нибудь поизящнее, глупый – не использовал бы умные слова так, будто не бравирует ими, а действительно знает их значение. Значит, остается тот вариант, в котором ты говоришь правду… Но есть только один способ проверить.
Она снова прошелестела юбками, наклоняясь над столом.
- Я развяжу тебя, - пообещала она, - через несколько минут. Раз уж мы тут делимся откровениями – я сильно устала за день, чертовски зла и потратила уйму сил на то, чтоб тебя поймать и обезвредить. Так что сейчас я сделаю тебе ещё одно «неловко», а ты постарайся не дергаться и, по возможности, думай о том, как общался с княгиней. Поверь, так будет не так больно. Нам обоим.
И положила руку тому на лоб, прикрывая глаза.

Чародейка не стала ковырять слишком глубоко. Мысли действительно лежали на поверхности – она зачерпнула нужную ей информацию, и, не заглядывая дальше, вышла. Ведьмак не врал, это ощущалось в каждом совершенном им действии - ему вправду говорили, будто в руинах завелась упырица, подводя под эту теорию множество нелепых доказательств, и он действовал в соответствии с полученной информацией. Но, орудуй в Белоельнике чудовище, она бы знала. Следовательно, это театральное представление. Какой идиотизм со стороны Лизелотты.
Растерев лицо ладонями, чародейка звякнула ключами на поясе.
- Только не делай резких движений, - предупредила она.
Отомкнула все замки, предоставив ведьмаку выпутываться из оставшихся веревок самостоятельно, и аккуратно отошла назад, не отрывая взгляда. Неловкость неловкостью, но беглое изучение его медальона дало неутешительные выводы – щерящаяся на том морда кота символизировала не самое удачное протекание мутаций. Будучи знакомой с этим цехом лишь постольку-поскольку – вот никогда не испытывала желания изучать последствия чужих не слишком удачных трудов – чародейка понятия не имела, действительно ли коты отличаются особой нестабильностью психики, расшатанностью моральных устоев и полным непониманием границ нормальности - либо же это простые байки, запущенные в народ с целью набить себе цену.
Так что показывать спину такому точно нельзя, как бы он там ни пытался обмануть. Неловко ему, видите ли. Больно. Холодно. Да и набить цену не удалось – вон, под шрамами ребра светятся.
Чародейка отвернулась:
- Твоя одежда там, в углу… медальон отдам позже. Об оружии тоже пока не думай, я нервничаю от подобных предметов вблизи себя. План такой – мы прямо сейчас, вдвоем, отправляемся к княгине и требуем от неё объяснений. Если захочешь, добавишь что-нибудь от себя, я не против. Потом, если объяснения нас обоих удовлетворят, я возвращаю тебе твои вещи, и мы расходимся, как реданская и нильфгаардская каравеллы в порту Понт Ваниса. По рукам, ведьмак?

К происходящему чародейка относилась философски. Виной тому был неласковый прием – отправляющаяся к княгине за разъяснениями, она все-таки предполагала, что общение будет проистекать в более или менее официальных рамках, и потому совершенно не ожидала взмаха и удара, который должен был за ним последовать, и не последовал исключительно благодаря реакции ведьмака. И по этой самой причине после того, как хрустнули шейные позвонки нападавшего, почувствовала облегчение, потом вопросов не задавала, под руку не лезла и, придерживая левой наспех наброшенную на плечи шаль, в свободной правой руке сжимала клубок жидкого огня.
Во избежание.
На, как оказалось, в мановение ока выходящего из себя ведьмака стоило посмотреть. Если его мутация и была неудачной, то точно не в области рефлексов, а отсутствие привычной для вояк и наемников массивной крепости сейчас играло тому на пользу – вон, не всякое движение вообще успеваешь глазом уловить.
Чародейка сделала себе в голове отметку касаемо ведьмаков; и журить за разгром его не стала – было ясно, что по какой-то причине их визит в княжеские владения был не просто нежданным, но и нежелательным. Упрекнула разве что за управляющего:
- Ну что ж ты так! Его нужно было сначала расспросить.
А расспрашивать было о чём. Неясно, знал ли о произошедшем с княгиней Маркош – с равной вероятностью и да, и нет, потому что тянуло палёным волосом и смальцем, а не разгоревшимся пожарищем – то есть, что бы тут не случилось, оно случилось недавно, буквально перед их визитом.
Чародейка подскочила к лежащему телу, не опасаясь разлетающихся во все стороны искр, толкнула его ногой, переворачивая – пламя на мгновение угасло, а потом воспряло с новой силой, дожирая остатки того, что когда-то было княжеским платьем; волосы уже догорели, и лицо было уже не различить, но вот богатая, безвкусная гроздь каменьев на пальцах, да крупное, из фианитов, ожерелье…
- Это княгиня, - озвучила очевидное чародейка, разгибаясь.
На этом моменте их неприятности не прекратились. Со стороны выбитых дверей донесся вопль: в проеме мелькнул лоскуток платья, видимо, какая-нибудь отважная служанка заглянула на шум; откуда-то слева донесся грохот, и вторые двери в покои – те, которые вели в спальню князя – тоже оказались выбиты, но не Маркошем, а дубовой тумбочкой, судя по виду – заставшей ещё прибытие человечества на Континент, а по крепости – явно планировавшей его ещё и пережить, потому что от удара, в отличие от управляющего, ничуть не пострадавшей. Ведьмак и чародейка оказались под прицелом не менее чем двух десятков глаз, а всё, что находилось ниже этих глаз, было на разный лад вооружено, и снабжено той самой привычной для вояк массивной крепостью.
Дело пахло жареным – уже и в прямом и переносном смыслах. Чародейка наскоро прикинула последствия драки в столь тесном помещении, возможный исход в том случае, если их все-таки обезвредят, и её передернуло – становилось очевидно, что если находишь магичку и ведьмака над телом кого-то, кого видел полчаса назад живым, и этот кто-то пылает явно магическим огнём посреди собственных покоев вдали от каминной решетки, то виноваты именно магичка и ведьмак.
На размышления времени не оставалось, попытки договориться мирным путем явно не дадут никаких результатов - учитывая, что оба переговорщика намного успешнее людей убивают, чем убеждают - и потому магичка не колебалась.
Они выпали из мгновенно закрывшегося за ними телепорта где-то в кромешной темноте, влаге и грязи; по правую руку, через заросший тиной крепостной ров и полосу густого кустарника за высокой стеной гудело и било в набат княжеском замке, по левую – по-ночному тихо шелестел сырой лес.
Над всем этим великолепием щерилась растущая, полнеющая луна.
Чародейка витиевато выругалась на старшей речи.
- У меня не было времени и сил ставить собственный телепорт, - пояснила она, поднимаясь с колен и пытаясь отряхнуть подол от налипшей грязи, - и я подняла след чужого. Там кто-то был, в её спальне, и этот кто-то - чародей. Курва, ещё и шаль испачкала… Вторая скверная новость – мой замок, скорее всего, в ближайшем времени сожгут с вилами и факелами, всё как положено. Потому что кто тебе что ни говорил, многие в курсе, что это именно мое жилье - а нас видели над телом, и теперь считают за убийц. Если хочешь забрать свои мечи – надо поспешить. Где-то тут начинается старая заросшая дорога, по ней до замка всего две мили… ты видишь в темноте явно лучше чем я – ищи.

- Это была не шпилька, - безмятежно ответила чародейка, - после шпильки ты бы истек кровью.
Она уселась на корнях, взбороздивших старую дорогу, и сложила руки на коленях. Ельник молчал – далеко вверху ветер чуть слышно подвывал в густых иголках, в кустах шелестел какой-то мелкий хищник, откуда-то издали доносился гулкий шум бегущего среди камней ручья, но это были обычные звуки ночного леса. К замку вело несколько дорог, но орда крестьян с факелами должна была бы производить очень много шума – следовательно, у них ещё есть немного форы.
Или еловые ветви попросту заглушали любые звуки.
- Шеала де Танкарвилль, - подумав, представилась чародейка, - вообще говоря, ты мог остановиться еще ярдов триста назад, потому что там, за деревьями, была река… Но ты так громко думал, и так отважно превозмогал, что я решила полюбоваться подольше. Отдохнул? Теперь вдохни глубже. Я слышала, это помогает.

Путешествие через третий за этот вечер портал прошло чуть более гладко, через второй; в её замке ещё было пусто, тихо и безлюдно, но чародейка понимала, что затишье обманчиво. Мысль ведьмака про «как-то это всё заколдовать» являлась хорошей и здравой, но реализация требовала времени, которого у них совершенно не было.
Фактически, на счету каждая минута.
Шеала на мгновение замерла на пороге своей лаборатории, которую, вправду, было жалко, но если выбирать между ней и собственной шкурой, то шкура дороже; потом решительно тряхнула головой и прошла в смежную комнату, распахивая двери резким злым жестом.
- Никогда не была сильна в маскирующих чарах, - с досадой призналась она, - но оставлю несколько неприятных сюрпризов. Твои мечи вон там, углу, медальон – на столе.
Она обвела взглядом результаты своих трудов, и весь тот скудный уют, который создала за месяцы пребывания здесь. Личных вещей было до убогого немного, а того, что стоило бы спасать, рискуя собственной жизнью – того меньше; результаты работы было жальче, но тоже ничего такого, за что нужно умереть. Чародейка скомандовала:
- Отвернись.
Не заботясь о том, выполнена ли её просьба, быстро стянула платье – тягучий бархат и тафта хороши в тех случаях, когда надо впечатлять, а не пробираться сквозь лес в поисках того, кто, с вероятностью, пытался тебя подставить. Потому что если всё так – придется на время залечь на дно.
К счастью, дорожный костюм всегда был под рукой.
- Я бы советовала тебе убираться из этих мест, - невнятно сказала чародейка, выпутываясь из ворота мужской, хоть и пошитой под рост рубашки, - сплетни тут, конечно, разносятся не так быстро, как в городах, но рисковать не стоит. Ведьмаки, как и чародейки – не слишком частый гость в этой глуши.
Она зашнуровалась, топнула сапожками на пробу – сойдет, не свалятся – сунула за пазуху курточки лабораторный журнал, смела разбросанные по столу амулеты, кольца и камни в небрежную горсть. Стянула со своего стихийно образованного ложа шерстяной плащ. Да, местечко было хорошим и тихим, и лабораторию жалко до слез.
Но чародейки не плачут.
- Ну, Кадваль, чего ждешь? – Шеала воззрилась на ведьмака, - ты же не собираешься вместе со мной искать этого убийцу? Денег за такой заказ точно не заплатят.

Если ведьмак раскраивал утопца на несколько аккуратных частей без малейшего удовольствия, то чародейка на это всё глядела без малейшего страха, уже устав испытывать эмоции. Прошедший день действительно был сложным, ночь – так вовсе выжала все соки, оставалось только механически переставлять ноги и время от времени совершать попытки того, что в обычном состоянии называлось словом «думать».
Получалось довольно плохо.
- С вами тоже тяжело, - устало ответила Шеала, - я имею в виду, с мужчинами. Ненавижу, когда мне указывают на мою слабость. Ещё хуже - когда оправданно.
Подумав, она добавила:
- На самом деле я не читала мысли. Просто так сказала. Из вредности.
Чародейка со вздохом села под дерево – морозы ещё не пришли и в этих лесах было ещё терпимо, но все равно ей пришлось использовать заклинание, чтоб руки и ноги не окоченели: к утру сильно холодало. Ведьмак был прав – нужно отдохнуть.
Ельник сипло, глухо шумел ветвями и царапал низкие облака.
- А сам-то что? Совсем не устал? – Шеала пнула недозрелую шишку мыском сапога, сосредоточенно глядя куда-то мимо ведьмака, - даже не знаю, сколько в тебе еще спрятано сюрпризов. Эмоции испытываешь, грамотен, галантен, хотя особой гуманностью не обременен. Интеллект выше нормы. Вдруг ещё и подвержен обычным человеческим чувствам?
Она растерла лицо обеими ладонями.
- Прости. Я нервничаю, и действительно устала, так что сарказм – это защитная реакция. Поэтому всегда работаю в одиночку, если день неудачный, под вечер всегда хочется кого-нибудь вскрыть, не фактически, так фигурально… Слушай, давай я наведу ведьмин круг вокруг этой ели, и мы оба отдохнем, - и добавила, с некоторым сомнением и после запинки, - не знаю, мерзнешь ли ты, но так теплее.
Без особого желания, но осознавая необходимость, она поднялась, подыскивая ближайшую острую палку, и тут же вздрогнула: откуда-то из-за деревьев донесся тихий, приглушенный расстоянием собачий лай. Но опаска первых секунд сменилась облегчением - это едва ли было преследование, ведь они шли всю ночь в сторону, противоположную от замка княгини, а новости тут, между разбросанных на редких опушках и берегах озер деревень, разносились не так уж быстро. Это было похоже на шанс упасть и умереть не среди мха и еловых иголок, а где-нибудь в более теплом месте.
- Пойдем туда, - предложила Шеала, - нас там не знают в лицо. Заодно, если повезет, расспросим, бывал ли где-то тут какой-нибудь чародей. Нужно же с чего-то начинать.

- С чего взял? – флегматично переспросила чародейка, настолько тонким обонянием не обладавшая, внутренние умозаключения ведьмака вправду не слушавшая, и последний час, а то и дольше, державшаяся исключительно на надежде. Ей тоже уже было глубоко плевать, какой там тать увлек мельника в колодец (или лес), упокоилась ли его душа, и что вообще в этом ельнике такого происходит – что бы тут ни обитало, оно обязано было подождать как минимум вот до обеда.
В таких мелких деревеньках, где каждый друг друга знал, двери не запирали. Это в большом городе поди попробуй выйти за порог, не проверив наличия ключа в доме - сразу обнесут, а здесь всё было просто: бревно дверь подпирает - значит, хозяев нет дома, загляни позже. Дома, стоящие на таком удалении от других, закрывали на запоры – от зверей; а как только люди поняли, что дело тут нечисто, то дом заколотили, но без энтузиазма и наскоро, так что доска отходила даже после пары слабых рывков.
- У меня так впервые, - ответила Шеала, переступая порог. На голову посыпался мелкий мусор, переплетенный паутиной: было заметно, что сюда с момента пропажи мельника так никто и не заглядывал, - такое скоропалительное предложение, а я согласна.
Она зевнула в ладонь, оглянулась – сквозь характерно для этих мест маленькие окна едва-едва проникал блеклый свет, и контуры предметов проступали в этом сумраке неверными и мутными штрихами. Мебели было немного. Потолки, и без того не слишком высокие, были увешаны нитками чеснока, луком и корнями петрушки – припасы никто не тронул, машинально отметила чародейка, значит, не за грабежом шли. Внутри дома было почти так же студено, как и снаружи – топить-то давно уже никто не топил – если не сказать выморожено. Будь она чуть бодрее, то можно было бы прислушаться к собственным ощущениям в попытке понять, что случилось с домом и его владельцем, но сейчас не поймешь – то ли его вправду сковал неестественный холод, означающий, что за кустами бродит какая-нибудь бука, а то ли с недосыпу морозит. Всю ночь по лесу ходить это вам не в лаборатории за увлекательными экспериментами часов не наблюдать - ноги гудят, пальцы не слушаются, в голове пустота звенит, будто все мысли метлой вымело. И челюсть сводит. Так что не до умозаключений.
- Вообще, - глубокомысленно произнесла чародейка, - ты находишься в более выгодном положении, потому что немного поспал на столе.
На лавке было набросано тряпье – принюхавшись, она чуть поморщилось, оттуда тянуло отсыревшей козой и валяным, грязным овечьим подшерстком.
- Нет сил разводить огонь, да и хер знает, что там с тягой, - сказала Шеала, - так что будем мерзнуть. Если ты своим ведьмаческим чутьем найдешь где-то тут одеяла, будет хорошо.
Она опустила затылок на лавку, пообещав себе, что немного отдохнет и пойдет сама глянет на печь, а то так и окоченеть же можно, но это оказалось ошибкой – стоило только закрыть глаза, как голова немедленно закружилась, перед глазами замелькали мутные, мельтешащие картинки и её буквально швырнуло в тяжелый сон.

Проснулась чародейка от холода и шороха дождевых капель по крыше. Ей казалось, что на самом деле её разбудил какой-то другой звук, более резкий и громкий – несколько минут она слушала собственное учащенное сердцебиение и ровное дыхание ведьмака, потом аккуратно опустила ноги и отправилась изучать дом.
Половицы, слава богам, не скрипели. Кот то ли не расслышал, что она уже поднялась, то ли намеревался ещё отдохнуть – Шеала не собиралась его будить, потому что в одиночку, за бессмысленными методичными действиями ей лучше думалась: осторожно и тихо открывала сундуки, заглядывала в ящики, поворошила вещи на столе; отдернула выцветший ситец–занавеску с печного угла и обнаружила тяжелое латунное кольцо на ведущей в подвал двери.
Подполом часто пользовались – дверца открылась без труда и скрипа, а рядом, на печи, будто ждала оплывшая свеча.
Чародейка спустилась вниз, зажгла огонёк и осмотрелась. Местные селяне были ушлыми, да не совсем, и мистическая пропажа хозяина остановила их от прагматических попыток сберечь его припасы. Под низким потолком в тряпице висело соленое сало, внизу мешками лежала припасенная на зиму репа, а в дальнем закутке поблескивала мутная, грязная бутыль с чем-то прозрачным. Пока что ни единого следа разбоя, может, вправду утопился?
Выбравшись из подпола, чародейка отряхнулась от паутины, потом с сомнением глянула в окно. Дождь не усиливался, но и не собирался слабеть.
- Кадваль, - позвала она, - я не помню, мы обещали им разобраться, что произошло, или они нас просто отправили к черту, авось, не помрем тут?

- Поменьше. И ещё молока, - подумав, ответила чародейка.
Подобрав ноги и закутавшись в плащ, она сидела на скамье у стола и беззастенчиво пялилась. Мало какое зрелище вообще могло с этим сравниться: нет, успешное окончание многочасовой алхимической реакции или превращение олова в золото, конечно, вызывают восхищение, но мало что может конкурировать с удовольствием от созерцания мужчины, занятого приготовлением пищи. Шеала действительно относилась к еде как к весьма навязчивой необходимости организма, и хотя немного отличала вкус устриц от вкуса деревенского хлеба, обычно не придавала этому различию особого значения. Она связывала свой антиталант в области кулинарии с этой особенностью минимум наполовину, поэтому испытывала смутное уважение ко всем тем, кто достиг большего; на вторую половину антиталант осознанно основывался на бунте против навязывания традиционных ролевых моделей в просвещенном тринадцатом веке. И потому наблюдать за тем, за чем она наблюдала, было приятно ещё и по этой причине.
Так что чародейка была откровенно довольна жизнью – ну а что, тепло, сухо, красиво, а скоро будет и сытно. Под дождем ей сильно мокнуть не пришлось – поначалу выбежав из дома вслед за встрепенувшимся ведьмаком, она быстро отстала, и ещё издали, по его движениям, уловила, что дело не пахнет опасностью. Чем пахнет – у нее отчего-то не было ни малейшего желания выяснять, и впоследствии выяснилось, что интуиция ее не подвела, и красочного пересказа Кадваля оказалось достаточно. А вот дары адепта культа возлияний, напротив, пахли хорошо, так что этот вечер оказался неожиданно лучше прошлого, и уж точно лучше и ночи, и проведенного в полубессознательном состоянии дня.
Сейчас голова работала на порядок лучше.
Шеала потянула носом, вдыхая полынную горечь, тянувшуюся из-под притолок.
- Похоже, тут была хозяйка, - предположила она, - не везде, где есть женщина, есть вышитые полотенца, но везде, где есть вышитые полотенца, есть женщина.
И задумалась.
Чародейка помнила утро довольно смутно, отрывками, и не могла поклясться, что запомнила все дословно - но в деле совершенно точно фигурировал только один пропавший человек. Про возможную хозяйку мельницы никто не заикнулся ни словом, а если бы она пропала вместе с мельником, либо, напротив, спаслась от беды, оставшись в поселке, об этом обязательно бы упомянули. Все рассуждения на этот счет были не более чем досужими предположениями, основывающимися на допущениях, однако у допущений существовал базис в виде очень высокой вероятности.
- Люблю систематизировать сведения, - сказала чародейка, подхватываясь с лавки и забирая из рук Кадваля кружку с молоком, - итак, мельник якобы жил один. Но в доме чисто, если не сказать вылизано, вещи сложены в сундуках стопочками, скатерть в углу лежит аккуратно уголок к уголку, и все полотенца чистые. Можно, конечно, предположить, что одинокий мужчина мужицкого сословия из любви к искусству сам обвешивает дом вышитыми рушниками и ситцевыми занавесками в цветочек, но это маловероятно. Я не верю в то, что в одном месте может повстречаться столько любителей вылететь из статистики - а мы с тобой на пару уже явно исчерпали весь лимит несоответствий гендерным ролям. Но какой следует из этого вывод? Почему она никому не показывалась на глаза? Напрашивается очевидный вариант, но вряд ли это была замужняя баба, у каждой свое хозяйство, на чужие нет времени – это тебе не раз в неделю на три минуты в сеновал заглянуть. Кадваль, вот что бы могло тебя заставить скрывать ото всех свою женщину? Впрочем, так ли уж это важно…
Она задумчиво закусила губу, глядя на тарелки.
- Слушай, неловко это произносить, и звучит как-то глупо, но мне нужно не так уж много, а твои мышцы явно требуют питания. Словом, я бы предпочла, чтоб ты питался, не ограничивая себя ни в чем, насколько это возможно… Возвращаясь к нашему вопросу – если это она замывала кровь, то явно замешана в произошедшем. Но раз потом все равно сбежала, то зачем перед этим всё мыть?

У чародейки были и свои не слишком приятные воспоминания – и теперь, всколыхнувшись старой болью под давно зажившей коркой памяти, они заставили её замереть с ложкой на весу.
- Иногда бывают такие моменты, Кадваль, - глухо сказала она, - когда ты заставляешь себя делать всё, что угодно, как можно более безупречно, лишь бы твой мучитель раз за разом оставался доволен, и в итоге потерял бдительность, открыв спину. Мужчинам бывает сложно такое понять.
Шеала тоже не стала договаривать – во избежание обсуждений и вскрытия подробностей. Опустила глаза, раздраженно поведя плечом, и продолжила рассуждать вслух:
- Но вторая теория тоже вероятна. В этих краях хватает всякой… в общем, всякого в лесах. По-моему, не у всех из них даже есть названия, но многие из них двуноги, разумны и довольно убедительно прикидываются человеком, порой даже получше самого человека. А то, знаешь, приходит какая-нибудь крейденская баронесса, да как откроет рот – упырица упырицей, и если бы сама при её рождении не присутствовала, да по вполне человеческой попке не шлепала… Прости, отвлеклась. Всегда, кстати, хотела выяснить вопрос размножения у однополых видов вроде самовил или мавок - может и так, с первым попавшимся мельником, почему нет? Возможно, она получила, что хотела, и спрятала концы в воду. А возможно просто произошел несчастный случай - и она сбежала, понимая, что её обвинят просто потому, что она чем-то отличается от обычных людей.
Шеала доковыряла ложкой в миске скорее из соображения необходимости, чем по желанию – горло как сдавило будто чужой ладонью, так и не собиралось отпускать.
И поднялась скорее с облегчением.
- Спасибо за ужин. Вот что, нам нужно проверить обе теории. Если женщина тут жила добровольно и в любви, должны были остаться признаки – не знаю, ленты для волос, резной гребень, кружева, сушеные розы, словом, какая-нибудь мелочь, которую в спешке, переживая, забываешь прихватить с собой. Если её удерживали насильно, мы тоже поймем – такое не остается бесследным. Цепи, запоры, что-то такое… Ещё мне нужно повнимательнее посмотреть то место, где замывали следы – может, если удастся достать хотя бы немного подсохшей крови, я смогу определить, она мужская или женская. Не хочу загадывать, но, возможно, удастся даже разыскать её обладателя, если количество будет достаточным. Давай осмотрим дом ещё раз, уже более внимательно, зная, что искать. От подвала и до чердака.

- D'yaebl! - Шеала выругалась, свешиваясь над срубом. Её зрение не было таким же острым, как у ведьмака, и потому она видела только выбеленное водой тело, - не надо, я справлюсь. Отойди-ка.
Совершив несколько пассов, она потянула за невидимые нити – холодная темная вода качнулась, будто бы по ней прошла волна, а потом с неохотой отдала свою добычу. Мельник (если это был он) несколько раз обтесал узкие стены колодца, а потом неграциозно вывалился прямо на мокрую траву, расплескав вокруг добрые два ведра ледяной воды. Хочешь не хочешь, а вымокнешь в этом болоте; впрочем, любишь трупы рассматривать – люби и сапоги у печи сушить.
- Тело свежее, - заметила чародейка, обходя объект их интереса по кругу.
Повинуясь молчаливому жесту, магический светлячок завис над торсом, дав возможность рассмотреть все ранения в деталях. Вода вымыла из трупа все краски, выбелила кожу и губы, и внутренности, видневшиеся в прорехах разодранной кожи, казались почти серыми. Без сомнений, что перед смертью бедняга сильно мучился – изуродовали его знатно.
- Даже не знаю, чем можно нанести подобные ранения, - продолжила она, указывая пальцем на самые крупные порезы, - гляди, от ключицы и до паха… а бедра будто плугом вспаханы. Я не коронер, но сказала бы, что бедолага полощется там где-то с неделю. Можно взять пробы для более пристального изучения, правда, не знаю, будет ли в этом толк.
Она разогнулась и только сейчас, при свете, заметила, что с кота и самого течет ручьями. Ведьмаки (по авторитетным слухам) обладали иммунитетом против большинства известных зараз, но, по тем же слухам, ведьмаки также обладали нулевой эмпатией, отрицательным эмоциональным интеллектом и полной прямолинейностью мышления (этим научное сообщество и объясняло их постепенное вымирание, начисто игнорируя все остальные возможные факторы), а, как Шеала уже выяснила, весь этот список не имел никакого отношения к реальности. Проверять, действительно ли к ним не липнет простуда, или это всего лишь очередной миф, она не собиралась, прекрасно зная, что, уже ощутив какой-то смутный укол уважения к его личности, не сумеет бросить того в лихорадке. Потому даже не собралась спрашивать, нужна ли Кадвалю сухая одежда – даже если он предпочитает по ночам нырять в колодцы одетым из каких-то идеологических соображений, пусть занимается этим в свободное от дел время. То есть не сейчас.
А она предпочтет профилактику лечению.
- Зажми медальон в руке и не двигайся, - приказала она, - иначе выйдет, как с печью. Вот, так-то лучше.
В воздухе чуть потянуло гарью, но её быстро унесло в сырую низину, к реке.
Шеала снова повернулась к трупу, пнула ногой, с трудом переворачивая на живот. Его спина осталась нетронутой, но в дыре разорванного и перекрутившегося ворота рубахи виднелось несколько старых, белых на белом бугристых шрамов: полученные ранения были в его жизни не первыми.
Чародейка присвистнула:
- Опасно в этих краях быть мельником. Ну, что скажешь? Каков вердикт специалиста? Медведь? Росомаха? Брукса?

- Ничего, - Шеала предупредительно подняла ладонь в ответ на извинения ведьмака, - я привычна к подобным картинам.
Она дослушала его наблюдения и последующие выводы с серьезным выражением лица, не улыбаясь и не перебивая, хотя ситуация, если подумать, была комичная – ну вот в той самой степени, когда ты вдобавок (и прежде всего) радуешься, что не стал её участником. Пока что всё, о чём ведьмак предполагал, выглядело до пугающего похожим на правду, и опровержений как-то не находилось; да и в их общую теорию вписывалось удивительно хорошо - всего-то и нужно было заменить бруксу на некий, ещё неизвестный науке, но вполне способный существовать в этих местах вид оборотня.
Рыселак, хм?
- Мне это немного напоминает одну историю времен моего обучения в Аретузе, - задумчиво произнесла чародейка, ещё раз осматривая повреждения: да, да, Кот, судя по всему, прав; - это было на первом занятии спецкурса по некромантии, преподаватель принесла там тело мужчины, умершего вследствие чересчур активного секса, и потребовала выяснить причину смерти. Признаков, конечно, было чуть меньше, но там и была обычная женщина, просто, видимо… чересчур бодрая. Удивительно, на что только не идут люди, чтоб получить удовольствие.
А задумалась Шеала над тем, какие метаморфозы происходят в теле оборотня во время превращения, и не служили ли оные причиной того, что мельник вдруг стал любителем экстремального спаривания. Мало ли, отрастающая шерсть щекочет, или ещё что.
Она, конечно, тоже бы не удержалась от возможности изучить процесс, если вдруг выпадет случай - но, конечно, на прозекторском столе. Во избежание некрасивых шрамов. И, конечно, исключительно из научных соображений и в целях получения научного же удовольствия – потому что животных среди партнеров ей и без того в жизни хватало.
Озвучивать ничего из этих мыслей чародейка не стала. Во избежание.
- Пока ты ходил топиться, я снова поискала в сундуках, - вместо этого сказала она, - нашла кружева, заколки, костяной гребень и серебряное зеркало. Для этих мест – немыслимое богатство. Видимо, мельник был в чем-то близок вашему брату, тоже любил получать шрамы… и ещё я заглянула на чердак. И там было самое интересное.
Шеала выдержала паузу – неловкость, отчего-то напавшая на ведьмака при обсуждении невольно вывалившихся на всеобщее обозрение интимных подробностей жизни погибшего мельника, передалась и ей - и теперь приходилось подбирать слова так, чтоб новость прозвучала… ну, хотя бы нейтрально. Если у этой новости вообще был такой шанс.
- Не знаю, видел ли ты подобные вещи, разве что попадал в тюрьму крупного города. Или в подвалы гладиаторских арен… Там цепи, и кандалы, но ещё есть одеяла, чтоб было мягче лежать, и мешки с соломой – словом, всякие такие вещи, чтоб облегчить пребывание в них. И я теперь понятия не имею, что тут вообще происходило. Кто кого держал на привязи, как часто, и, хм… представь, в этот дом за мукой приходили люди, а на чердаке в это время могло происходить всё, что угодно. Щели законопачены так, что если там кто-то кричал, этого почти не было слышно. И теперь я даже не знаю, что думать - то ли гнездышко разврата… то ли клетка для пленницы, которую насильник любил болезненной и страшной любовью. Без стопки здесь не разобраться.

Шеала пожала плечами:
- У меня есть только одно объяснение. В медном зеркале ничего не видно, и если она была готова мириться со сложностями, и держать его сквозь рушник каждый раз, когда требовалось переплести волосы, это может значить только одно – в серебряное зеркало гляделась женщина, а не оборотень. Как-то так.
Непривычная к настолько едким напиткам, чародейка на добрые две секунды вжалась носом в запястье, и только глубоко дышала, справляясь с набежавшими на глаза слезами. Вправду стало теплее – в основном, потому, что бросило в жар, и, чувствуя это, чародейка погрустнела. До поры её нынешнее существование представлялось ей вполне терпимым – ну а что, жива, и это главное; но стоило только ведьмаку упомянуть мытьё, как сразу стало совершенно невыносимо. После коротких размышлений она решила, что повторять подвиг кота и отправиться плескаться в ледяную реку, собравшую с себя воду всех окрестных горных ручьев, сейчас не в силах. Оставалось понадеяться, что в качестве награды за хорошее расследование их пустят в баню, если та в деревеньке вообще есть – надежды, если глядеть правде в глаза, были зыбкими, потому что тут, на севере, не всегда соблюдали гигиену (ну а что, лето прохладное, сколько там той грязи).
Ну, может, хотя бы кадку разыщут… и воды помогут натаскать.
Чистой.
Не колодезной и без гнилых трупов.
Шеала вздохнула, невольно вспоминая об эльфских акведуках и тысячелетних, но всё ещё исправных водопроводах. Стоило только привести в действие тончайший, изящный механизм, нажать на незаметный рычаг, или вовсе соблюсти какое-нибудь магическое условие…
Полустертые из памяти воспоминания, уже однажды за этот вечер потревоженные, снова всколыхнулись, накатывая блёклой волной – ой, как давно это было, но до сих пор хочется краснеть за происходившее – и подняли из глубин её разума какую-то размытую, слабо оформленную догадку. Была ещё какая-то связь – было, было ещё что-то такое, что, восстав из прошлого, позволит настоявшему быть немного яснее и понятнее.
- Я не знаю, что я думаю, - признала чародейка вслух, - понятия не имею, что думать. Налей ещё, мне сейчас нужно.
Она снова погрузилась в размышления, сжав губы в нитку и недовольно расцарапывая пальцем гладкую древесину столешницы.
- Допустим, она тут все-таки находилась по своей воле. Допустим, делала это всё по собственному желанию. Пряталась от местных, понимая, что если поймут, какая она, то сожгут дом вместе с ней и мельником. Кстати, какая она, Кадваль? Я ни дьявола лысого не смыслю в оборотнях. Она была постоянно лохматой, или временами все-таки напоминала обычного человека? Умела ли разговаривать? Насколько трудно ей было вышивать? Фу, cuach его в arse, ну и дрянь… Слушай, ведьмак, я поняла. Поняла! Нам всего-то нужно его спросить. Мельника. Он сам расскажет, за что его убили. Выпей еще, тебе сейчас надо, и пойдем.

- Слыхал что-то про металл с эффектом памяти? – на мгновение задумавшись, немного рассеянно спросила Шеала: её разум сейчас занимал просчёт точного часа, положения звёзд над горизонтом и направление течения силовых линий, но спустя примерно полминуты она плюнула на расчёты и решила действовать по наитию, потому что так обычно получалось лучше.
Вот все бы оставляли трупы у колодцев – колдуй не хочу, не задумываясь о расходе сил, а если промахнешься - ещё и река внизу шумит.
- Мы делаем примерно то же самое, - пояснила чародейка, - разогреваем мозг, как ту проволоку, чтобы вернуть его состояние перед смертью. И, конечно, чем хуже состояние конечного мозга и коры, тем меньше шансов что-нибудь выудить. Вот, скажем, если бы стояла задача допросить этого твоего приятеля с гематомой, то могло бы быть довольно сложно, и, с вероятностью, малорезультативно… Ещё нужно учитывать, что то, что мы получаем - это всего лишь слепок, достаточно неглубокая копия памяти. В придачу труп утрачивает любые способности к анализу и построению выводов, и может отвечать только на простые вопросы. Телепатия в данном случае малоприменима, потому что мертвец не обладает ни умением мыслить, ни способностью строить образы, и потому состояние голосовых связок имеет непосредственное влияние на результат…
Шеала сморгнула, прерывая собственную спонтанную лекцию, и наконец взглянула на ведьмака, испытывающе сощурившись. Впрочем, нота подозрения в её словах была не то чтоб очень серьезной:
- Меня удивляет, кот, что ты не просто знаком с такими понятиями, а ещё и достаточно уверенно оперируешь ими. На секунду даже показалось, что я дискутирую с коллегой… О существовании таких штук, как субдуральная гематома, большинство городских эскулапов-то не в курсе, не говоря уж о целителях без лицензии… Я ни в жизнь не поверю, что у вас в ваших ведьмачьих схронах есть учебники по анатомии и свежайшие руководства по травматологии. Поделишься источником ценных знаний? Учился у чародея?
Наклонившись к трупу, она пощупала холодное, скользкое горло – конечно, Кадваль был прав, оценить состояние голосовых связок снаружи было невозможно, и в подобных случаях всегда приходилось действовать немного наобум, понадеявшись на свою удачу.
- Мне будет легче, если спрашивать будешь ты, - предупредила Шеала, возвращаясь к причине их визита в это не слишком приятное место, - и будет хорошо, если на вопрос можно ответить «да» или «нет». Уж на это его связки точно способны. Нет, можно попробовать и другие, посложнее - но не знаю, как надолго меня хватит. Это всегда, знаешь… ну, словно ты голыми руками копошишься в его черепной коробке, пытаясь вытащить мысли по одной, но чаще всего вместо них попадаются опарыши. Своеобразные ощущения. Конечно, со временем начинаешь находить в этом своеобразное удовольствие, но это только для того, чтоб не рехнуться.
Но пути к колодцу Шеала вовсе не собиралась ломать ноги, решив подстраховать себя левитацией, но раз уж ведьмак любезно взял обеспечение её безопасности на себя (и не поймешь, обидно это или, наоборот, приятно), то сэкономленные силы можно будет потратить на ритуал. Это позволит задать дополнительно ещё один или два лишних вопроса – но, может, именно они и позволят им наконец прояснить все обстоятельства.
Вот как много значит вовремя поданная рука.
- Я начинаю, - глухим голосом произнесла Шеала, закрывая глаза и протягивая ладони над телом.

Шеала кивнула, не рискуя произнести хотя бы слово – у неё просто зуб на зуб не попадал. Затея вложить в расспрос мёртвого чуть больше сил неожиданно вышла из-под контроля: чародейка сталкивалась с подобным впервые, и не оказалась готова к тому, даже блеклый отпечаток воспоминаний мельника был настолько насыщен эмоциями, что тело буквально попыталось вырваться из-под власти чар, и всё едва не закончилось для чародейки довольно печально. На удержание заклинания в узде пришлось потратить всё, что у неё было, и даже чуть больше – и оставалось только радоваться тому, что она здесь была не одна. А то лежать на траве рядом с мельником, задыхаясь от недостатка воздуха, отсчитывать собственный пульс и ждать, пока приступ слабости наконец пройдет и удастся хоть кое-как, но встать.
Получилось бы в лучшем случае к утру.
И это ели не думать ни о диком зверье, ни о бродящем где-то поблизости обезумевшем оборотне.
Чародейка перекатилась на бок, сворачиваясь в позу эмбриона, подтянула колени к груди – её колотил озноб – и снова закашлялась, но вовсе не из-за обещанных эликсиров: где-то в носу всё-таки не выдержал сосуд, и теперь на языке стыл неприятный металлический привкус крови. Да уж, хороша она была - лицензированный некромант, магичка с репутацией, а толку - как от новорожденного младенца. Но всё, что ей сейчас может помочь – это время, и, может быть, немного глюкозы.
Мёд, предложенный ведьмаком, был очень кстати.
Шеала вздохнула. Одним глазом сквозь упавшие на лицо волосы наблюдая за скупыми движениями ведьмака, недолго помолчала, собираясь с мыслями.
- Посиди рядом, - вдруг чуть смущенно попросила она, - терпеть не могу это состояние… кажется, будто сейчас сдохну, а никто даже не заметит. Отвратительно.
Выпутав мерзнущие ладони из-под плаща, Шеала вытерла нос – вот эта часть последствий колдовства тоже была не слишком, вечно всё приходится перестирывать, а уж если у тебя из запасной одежды есть только чужая, то вообще приятного мало – и негромко сказала:
- Когда я защищала магистерскую диссертацию, пришлось выйти к кафедре смертельно пьяной, потому что в любом другом случае произошло бы что-то страшное… И, каюсь, всё равно немного насолила рецензенту. Нет, он выжил, и всё закончилось хорошо, но эта наука кого угодно доконает. Должно быть, тебе было совсем непросто, некоторые грани обучения способны вызвать ярость даже у самых спокойных людей, а ты, ну… Кот. Но с Рётшильдом, насколько я знаю, всё в порядке? Он по-прежнему бьет палкой всех своих учеников за любую провинность?
Снова кашлянув, Шеала на мгновение запнулась, а потом всё-таки сипло призналась:
- Всё-таки не могу не удивляться. Ведьмак, который хотел стать хирургом и учился у чародея, чародей, который учил ведьмака… очень странно. Страннее этого может быть только история про раненую рысь, которая превратилась в бабу. Ощущение, будто мы все тут бредим. Чем для тебя это было, Кадваль? Зачем выбрал такую сложную и неблагодарную специальность? Расскажи. У нас тут всё равно… времени просто валом.