Дурная потасовка, нехорошая, тянущая гноем из несвежей раны. Не та весёлая, с едкой задорностью, что могла случиться время от времени когда болтливый и острый на язык ведьмак всю душу вынимал завсегдатаям таверны, по каждой кочке проходился, да так, что синели и зеленели кметы от злости, засучивали рукава да в бой с кулаками наперевес рвались. Смешно это было, шумно, и по большей части бесполезно, но Киаран только усмехался понимающе да отходил в сторону, наблюдая, как расцветают у местных синяки по лицам, заплывают лиловым глаза, синеют-краснеют носы-картофелины, а кот только губы разбитые оттирает, костяшки с потрескавшейся кожей перевязывает, сплёвывает кровь на грязный деревянный пол. И сидели они потом снова в ближайших прилесках-пещерах, пересчитывали ссадины по рёбрам, а человек весело щурился и улыбался как ни в чём не бывало, посвистывал добродушно, затачивая мечи, и в ус свой кошачий не дул.
Но то одно, озорное и безрассудное, где-то от доброты душевной, где-то от желания пар выпустить. Здесь и сейчас - совсем другое, злое, тёмное, давящее. Эльф не вмешивался, наблюдая, как тяжёло и зло впечатывает удары в чужие тела ведьмак, только моток с луком со скамьи поднял, перехватил удобнее под тканью, нащупал оперение стрелы в колчане, и замер, выжидая. Вдруг обойдётся, и разбегутся глупые, неотёсанные крестьяне-чурбаны, вдруг закрадётся крохотная светлая мысль, что не стоит будить и без того беспокойное лихо на свои никчёмные головы. Ан нет, хмель и невежество - плохая смесь, неблагодарная; иллюзия толпы - того хуже.
Стрела даже просвистеть не успеет - сразу вонзится в чужую ногу, и кмет заваливается на бок, тщетно цепляясь за угол деревенского стола. Второй падает с прошитым бедром рядом, увлекает товарища на пол. На тетиве эльфа - третья, готовая слететь быстро, никто и моргнуть не успеет.
— Шевельнёшься - убью, dh’oine, - обещает Киаран, а про себя вздыхает. Хорошие стрелы, добротные, на такую шваль даже тратить жалко. Оборачивается к ведьмаку - затянулось это всё, ни к чему им тут оставаться дольше, и видит, как крепко, даже слишком, тот сжимает увесистый топор. Как держит тюфяком обмякшего кмета за шиворот, как смотрит - дико, загнанно, затравленно и зло.
— Ведьмак, - зовёт эльф, чуя неладное. Складывает лук, убирает стрелу, и перескакивает через скамью и кряхтящих да постанывающих кметов у подножия. Перебитые рёбра, сломанные руки и ноги, выбитые зубы да кровоточащие носы это одно, это в порядке вещей в трактире, где найдётся - а всегда хоть один да находился - смельчак, решивший удаль свою показать. Головы с плеч да мясо трупоедам и гулям на радость - совсем другое.
— Эй, Брэен, - говорит он чуть тише, вновь хватая человека за плечо. Сжимая крепко, ощутимо, пытаясь остановить. Не ему меряться с ним силами, но ему оттаскивать взбешённого, потерявшего остатки терпения и выдержки приятеля. Зачем - и сам до конца сказать не сказал бы. Быть может потому, что мог, потому, что привык, и следовал как умел и знал, что со скоя’таэлями, что сейчас - урезонивал, успокаивал.
— Кот, - Киаран перехватывает чужое запястье, аккуратно, без резких движений, и твёрдо встречает-выдерживает тяжёлый кошачий взгляд. Смотрит в жёлтые глаза долго, спокойно, словно перед диким зверем оказался, только вот не зверь это и совсем не дикий, а лишь уставший, замотанный собачьей жизнью ведьмак.
— Не стоят они проблем, vatt’ghern. И ещё одного камня на твоей совести - тоже.
***
Костёр потрескивает живо и споро, темнота на берегу речушки разбегается в стороны под напором жарких, красновато-оранжевых языков пламени, вздымающихся вверх. Лошади, привязанные неподалёку, склонили крутые шеи к земле, время от времени во сне переминаясь с копыта на копыто. Эльф подкидывает ещё несколько веток в огонь, поудобнее устраивается на жёстком, неровном бревне под сенью высокого дерева, и внимательно вглядывается в пятна по бежевой ткани. Рубаха пахнет медовухой - той, что стекла за шиворот от кружки проклятого кмета, дорожным потом, а кое-где и кровью, что монстров, что человеческой. Кожаная куртка, которая лежит у лесного разбойника рядом, должно быть такая же. Киаран осмотрит их ещё раз, досадливо хмыкнет, потерев переносицу, и подхватит, унося с собой на берег к воде. Добела, конечно, не отстирать, но в чистый вид привести можно, а запах - перебить дымом от костра и ягодами-травами.
Ведьмак сидит рядом, протянув руки к костру, греясь. Что за мысли крутятся в его бедовой, кошачьей голове Киаран не знает, да и, пожалуй, не так уж ему и надо - знать. Достаточно того, что Брэен его слышит, как в осточертелой таверне, и, быть может, доверяет ровно настолько, чтобы остановиться и опустить топор.
Отредактировано Киаран (30.12.2018 14:19)