Определенно, на Юге всё иначе, и до сих пор это “иначе” Кадвалю нравилось. Не то, чтобы на Севере он когда-либо позволял себе вламываться к королям и стучать кулаком по столу, не то, чтобы здесь собирался, но бюрократия его в хорошие-то дни угнетала. Справедливости ради, он не совсем понимал, что аудиенцию получил со скоростью, которая не снилась иным герцогам и послам, ему, никогда не имевшему дела с придворными танцами это казалось удручающе медленным - впрочем, дознаватель изначально не надеялся на положительный ответ, и потому не слишком-то лез на стены.
В конце концов, это было всего лишь вопросом полномочий, а действовать без них вовсе он привык, времени было море. Лет, примерно, шестнадцать.
И всё же.
Ее Величество - ходили уже слухи - принимала почему-то не в кабинете (возможно, она им попросту так и не обзавелась), а в императорских садах. Точнее, в той ее части, что по иронии судьбы называлась Садом Королевы, террасе, с которой открывался захватывающий дух вид на столицу и устье Альбы, одновременно море и далекие виноградники за городом - но стоило сделать шаг назад, и ты оказываешься в довольно узком пространстве между балюстрадой и крепостной стеной, в которое едва проглядывало солнце сквозь ветви кипарисов, жасминовых кустов и плети настурции, обвивающие все вокруг. Февраль наступил, и в центральном Нильфгаарде с ним наступила весна, да еще и довольно жаркая, если не считать холодных ночных ветров. Жасмин уже расцветал, настурция выпустила бутоны, а под ней, у замшелой чаши фонтана белела россыпь цветов, наклонившись к которой Кадваль не поверил глазам.
Ландыши?
Правда, что ли?
Он даже не понял, что запах этих цветов, поразительно здесь неуместных и при этом поразительно неспособных затеряться среди растительного великолепия, стал вдруг сильнее и свежее. Что до чужого присутствия, то оно было здесь и до этого, так, что тянуло почесаться между лопатками - что бы там себе ни думала Императрица об уединении, Грандшеф, очевидно, думал иначе, особенно после покушения. И случись чародею неправильно шевельнуться, как арбалетный болт, может, не один, покажет просто чудеса скорости.
- Ваше Ве… - перед тем, как склонить голову, он все-таки успел посмотреть в лицо и от того запнулся. Причудливые штуки играют с людьми воображение и память, надо же, - Ваше Величество.
И всё-таки, он видел Императрицу не в первый раз, и раньше - отнюдь не на портретах. И тогда речь не шла о Садах Королевы, о расшитых жемчугом туфельках и вызывающе для империи зеленом бархате платья.
- Я безмерно благодарен за то, что вы нашли время выслушать.

Отредактировано Кадваль аэп Арфел (16.03.2018 15:28)

- Да кто бы вообще мог подумать, - от чистого сердца согласился Кадваль на всеобщем, - кому бы в голову пришло. Но видите, я иногда бываю прав, и только Солнце знает, как я сейчас этому рад.
Он-то сам, пожалуй, не подобрал бы слов.
Истредд, как многие его коллеги, был чужд масштабной благотворительности - ну вот той, которая состоит из бесплатной работы в самых неожиданных местах (ладно, ладно, если не считать того военного госпиталя, но это потом) - считая это уделом низкоквалифицированных бездельников и тех, кто явно не ценит труд ни свой, ни своих наставников. “Это или интересно, или за деньги”, таким был бы его девиз, если бы у чародеев был девиз, и деньги с каждым десятилетием повышения квалификации становились всё приличнее.
Но бывали всякие моменты.
Предназначение - думал Кадваль - предназначение, в которое он, как любой практикующий целитель, не верил. Потому что нет никакого такого рока, нет никакой судьбы, есть голова, руки, и воля их не складывать. Но порой случалось такое, что и не понять - вот кто бы мог сказать, что…
- Вы очень… выросли, Ваше Величество.
Слово “изменились” звучало, конечно, глупо. Кто бы не изменился, сменив грязные тряпки на шитый серебром зеленый бархат? Неизвестно, знала ли она цену изумрудам, украшающим рукава, но у чародея было подозрение, что на один такой можно было неделю кормить весь тот лагерь, в котором они тогда встретились. Если можно так выразиться.

- Дак зараза ходит, - равнодушно уточнила Войчекова жена, - ить косит всех, и злая такая - кто заживо не гниет, тот в этих, значит, помирает… конвульсиях.
Войчек, самоизбранный староста лагеря, поглядывал на господина чародея - тот в платочек дышать не спешил, и даже рожу брезгливую не скорчил, как предсказывал Абрам Вассермиллер, единственный здесь лекарь. По тому, что он до сих пор не сбежал в поисках лучшей доли - известно, везде целители нужны - староста подозревал, что доктор он такой же, как Войчек, собственно, староста. Сам назвался - сам тянет, и не жужжит.
Чародей молча слушал. Каким ветром его занесло, поди пойми, а заехал он один, со стороны перевала, злой, останавливаться не собирался, хоть лошадь и не гнал, но хреновым старостой был бы Войчек, если бы не воспользовался ситуацией и в ноги не упал.
- Ничего, - очень спокойно объяснял магик, медленно подбирая слова, - ничего я сделать не могу. Чтобы это закончилось, вы должны жрать начать нормально и вшей повывести.
- Да как же мы…
- А мне откуда знать?
Чародей злился, но так, обитатели палатки прямо нутром чуяли, что не на них. В воздух злится, от бессилия. А толку? За пологом застонало - нет, тихонько так пискнуло, будто котенок дохнет.
- А это там что?
- Девка пришлая, - пояснила Катрена, - мы ее там положили, а то у меня дети…
- Угу, - одобрил магик, который так и не назвался, - правильно сделали. Правильно.
И вышел. Спустя минуту оттуда донеслось еще более злое и еще более бессильное:
- Курва. Ну курва же, ну…

- ...не стал бы вас беспокоить.
Чистая правда, не стал бы.
- Я ничего не хочу, - такие вещи, вероятно, не принято говорить королям, и Шеала бы его сейчас порицала за излишнюю прямоту, - не подумайте. Только дайте мне найти виновных. Пожалуйста. Это всё.

Тяжело с ними, с владыками. И владыкам, наверное, тяжело, если у них еще есть совесть, а мозги не превратились в ту самую aurelia aurita: предлагаешь подданным что угодно, а они, дураки такие, еще и носом крутят в ответ на твою милость. И была бы эта мысль саркастичной, если бы речь не шла об этой девочке, выросшей в красивую женщину, научившейся держать величественную осанку, почти превратившей свою нелепую худобу в неземную хрупкость, но глядящей всё так же печально, как в детстве.
Наверное, будет глупо и преступно, думал Кадваль, спрашивать, не обижает ли ее муж.

- Не переживет, - бубнил под руку чародею Вассермиллер, - не переживет, и все тут, чо толку таскать?
У него, понятное дело, свои причины были, чародей что-то такое сделал, и кто-то да пошел на поправку, плохо, медленно, но пошел, а вот как магик уедет - это ж всё обратно? Оставаться он, однако, не хотел.
- Если все разы посчитать, когда мне эту дурь несли, можно за это время сбегать до Четыругла и обратно, - зло сказал Истредд, от одолевающего мандража растерявший весь политес, - и то, если не вслух. Повод держи, кому сказал. Там в шатре чтоб окуривали полынью, вшей гоняйте, про травы я тебе всё сказал, чем сейчас поить, чем после, здесь в окрестностях всё растет, сам видел. Все не вылечатся, но шансов будет больше.
До Розрога было всего полтора дня пути. Он злился: не переживет, как же. Врешь, зараза, переживет - словно девчонка должна была его хоть сколько-то волновать, словно здесь не было других детей. Хотя у других были родители, и их никто не выкидывал умирать у чужой палатки.

На берегу Яруги тихо ходила полночь, и какая-то ночная птица отчаянно орала в камышах у переправы. Там же, совсем рядом, жгли костер и варили уху из пойманной ввечеру мелочи и речных улиток: зевающий в сторонке нильфгаардский патруль не возражал, а кое-кто даже с интересом поглядывал на котел. Рыбаки, а с ними краснолюдский купец, дородная торговка и пара каких-то оборванцев, негромко переговаривались в ожидании, кидая взгляды на костер поодаль, вспыхивающий то синим, то зеленым.
- Колдун, известное дело, - уважительно заметил краснолюд, - с нами на одной меже срать не сядет.
- У него там дохлый труп! - шепотом сообщил рыбак, - сам видел, девку тащит дохлую, чтоб ее, значит, разобрать потом. Из девок-то нетраханных самое то зелья выходят, кто хошь скажет.
- Ну так да, - проявила скепсис Батильда из Бругге, упирая руки в необъятные бедра, - как девку хером вашим потыкать, то все, никуда не годится, знамо дело, испортили. Понаотращивали портилок, сукины дети…
- Ты, баба, молчи, - попытался встрянуть один из бродяг, то ли Яцек, то ли Волек, и тут же взвыл, опрокинутый мощной затрещиной. Батильда с достоинством обтерла ладонь о юбку:
- Не дорос еще, затыкать меня.
- Заткнитесь все, - в тишине донеслось от чародейского костра, - не то я вас заставлю.
Какого черта я делаю?
Всю дорогу она металась, вынуждая его время от времени спешиваться, менять руку, которой Истредд держал ребенка перед собой, пережидать приступы, потом снова сооружать эту странную конструкцию в седле. Потому они и опоздали к последнему парому. Сейчас - лежала тихо, и впрямь как мертвая, еле дышала, но он прекрасно понимал, что картина обманчива, поил водой, варил кое-как составленный отвар, прислушиваясь время от времени - не умерла ли. Кутал в плащ.
Ничего, маленькая, ничего. Всё хорошо будет. Вырастешь - станешь принцессой.
Обещал с легким сердцем, потому что был почти уверен, что не исполнится. Не вырастет.
Но попытаться стоило.

- Я и был северным чародеем, Ваше Величество. Это долгая история и вам будет скучно ее слушать.
Кадваль о слухах вспомнил мельком и успел расстроиться, но раз уж спросили, следовало трижды подумать, прежде, чем ответить:
- Нет, деньги не нужны, люди тоже. Информация - очень, и… хоть какие-нибудь полномочия. Виконт Эиддон распустил Бюро, формально я даже не имел права прийти к вам в этом мундире, но у меня давно уже нет гражданских вещей. И я отвык не думать, нарушаю ли я закон, это же Нильфгаард, вы понимаете. Всё, что мне нужно, какая-нибудь бумага, какое-нибудь… объяснение для тех, кто спросит, какого черта я делаю. Остальное я сам.
Попытаться стоило.

Отредактировано Кадваль аэп Арфел (25.05.2018 19:58)