На них смотрели все, и это не было преувеличением: из зала, полного людей самых высших сословий, всех, как один, желающих выразить почтение императору и поздравить его с днём, что даровал миру свет его величия — нет, серьёзно, они так и говорили, — на них то и дело поглядывали, проявляя в этом единение едва ли не большее, чем в желании показаться на глаза своему правителю; заинтересованные, осуждающие, презрительные, взгляды их перемежались с шёпотом — столь же полным интереса, осуждения или презрения, — который преследовал графиню и её спутника, куда бы они не направились.
Впрочем Стеллу это совершенно не волновало — Стеллу волновало платье госпожи Даиры аэп Рын:
— Нет, вы только подумайте, господин мой, — щебетала она, снова и снова возвращаясь к этой теме, — как она могла так поступить? Это же... это же просто неприлично!
На последнем слове, звонко взвившемся эмоциями, тем праведным возмущением, которое испытывала графиня Лиддерталь, к ним обернулась сама госпожа аэп Рын; лицо её почему-то пошло некрасиво-красными пятнами и выражало нечто бесконечно далёкое от светского радушия, которое принято изображать на таких приёмах.
Но Стеллу это не волновало.
— Ужасно, как ужасно. Это, в конце концов, позор. Вы согласны со мной, господин де Ридо?
Госпожа аэп Рын прерывать обличительную речь не стала, но почти задохнулась от возмущения; спроси кто Стеллу, так лучше бы задохнулась и тем искупила свой страшный грех.
— Два приёма подряд в одном и том же платье, каково, а? В последних числах сентября у почтенного господина казначея и вот теперь — а ведь не прошло и двух недель. Она даже отделку не изменила. Я бы на месте Его Величества, пусть дарует ему Великое Солнце свою милость, и на порог её не пустила.
Судя по лицам людей вокруг, на порог не стоило пускать как раз юную замужнюю графиню и её спутника, который совершенно точно графом Лиддерталем не был.
— Должно быть, он просто не знал. О, как чудовищно наш добрый император обманут да ещё в такой день! — Стелла посмотрела в сторону госпожи Даиры, всем своим видом демонстрируя глубину личного оскорбления произошедшим, и перевела взгляд на де Ридо; на какую-то секунду лицо её преобразилось — проступившая усталая насмешка мало вязалась со сказанными словами, но она погасла раньше, чем стала заметна со стороны.
Именно от того, что Ваттье де Ридо не был графом, виконтом или хотя бы бароном, достать для него приглашение на приём такого размаха оказалось непростой задачей: к сожалению, за время пребывания в столице Стелла успела нажить себе больше недоброжелателей — и успешно работала над этим дальше, — нежели приятелей, готовых ей содействовать; к сожалению, никто другой не смог им помочь; а самый простой вариант — перекупить у кого-нибудь неименное приглашение, пусть и за очень большие деньги — не мог сыграть, потому что таких приглашений попросту не было: на приёмы по случаю празднования рождения даже лже-императоров случайные люди не попадают. Поэтому пришлось действовать некрасиво.
Истерики редко бывают красивыми.
Если бы не репутация Эстеллы Конгрев-Лиддерталь, это могло бы привлечь лишнее внимание к персоне приглашаемого, но над репутацией она тоже успела поработать: её слёзные объяснения, перемежающиеся с капризным топаньем ногой, приняли за чистую монету, а другие монеты, более увесистые, которыми она подкрепила свою просьбу, положили в карман, следом за тем оформив приглашение на нужное имя — раз Её сиятельство обречена пребывать в Городе Золотых Башен одна, без супруга, то на приём ей, разумеется, нужен спутник, а, за неимением других кандидатов, на эту роль просто идеально подходил её дальний кузен — даже так: «кузен», потому что все же всё прекрасно понимали.
Тот факт, что в действительности они понимали всё неверно, ничего не менял.
Но, похоже, Ваттье де Ридо уже не был доволен таким изящным раскладом. Стелла смотрела на него и подмечала, что выглядел он так, словно даже немного обречён, хотя всё ещё держался, чтобы это не стало очевидно всем вокруг; и она сочувствовала ему — настолько, что дала повод оставить себя на несколько минут вместе с возможностью осмотреться — осматривать рядом с ней было нечего, кроме её вопиюще открытого декольте.
— Это так ужасно, — повторила она, изображая всю горечь человека, который платьем-то озаботился, да ещё каким, что было истинной правдой. — Мне даже становится от этого дурно. Вот уже почти стало. Мой господин, прошу, принесите мне вина.

[icon]http://s019.radikal.ru/i635/1705/f6/b95d6a18b379.jpg[/icon][status]всё или ничего[/status][info]Возраст: 17
Раса: человек
Деятельность: молодая графиня Лиддерталь[/info]

Отредактировано Стелла Конгрев (16.07.2017 21:22)

Конечно, Ваттье де Ридо слишком долго нёс вино, поэтому на лице Стеллы красными нервическими пятнами уже проступала обида, которую она не слишком пыталась скрывать, и, судя её поджатым губам и взгляду в сторону, прощать она никого не собиралась. Так казалось.
Но правда состояла в том, что прощать она не собиралась лишь одного человека.

Этот образ, все реакции, то, что она говорила и как говорила, что заставляла думать о себе, суета и шум, провоцируемые дуэли, скандалы, любовники — или вернее те, кто ими считались; всё то, что казалось неподобающей жизнью для юной замужней графини, было даже не занавесом, а непробиваемой стеной, за которой скрывалась не только вся её прошлая жизнь, но и нечто, Эстелле не принадлежащее: чужие тайны, грандиозные планы, поставленные на кон судьбы. Сейчас, утопая в столичной роскоши, с которой до последнего года имела малое знакомство, она нет-нет да задумывалась, кто же знал её настоящую?
Родители, которые тоже много лет прикидывались не тем, кем они были? Не игроком, ведущим к гибели своё баронство, не отставной фавориткой узурпатора, а друзьями вар Эмрейсов — слишком мелкими, чтобы о них помнили, слишком верными, чтобы они сами могли забыть. Стелла, внешне безропотно переносящая положение их фамилии в империи, на самом деле иногда задумывалась, могли ли они жить нормально — и в эту норму она вкладывала всё то, чем обладали другие бароны и их семьи; и её тяготили эти мысли, но девице в четырнадцать можно иногда не мечтать о великом: настоящий император был где-то далеко, а вот кривотолки за спиной на приёме у соседствующего графа случались здесь, совсем рядом.
«Видели, что за дешёвка у неё на шее? Кажется, это стекло».
«Таких надо не в свет выводить, а держать подальше. Её отец снова проигрался, скоро будет нечего ставить — как поставит свою дочь, тогда и повеселимся».
«Это жалкое баронство вот-вот разорится и его пожалуют де Веттам, Его Величество уже всё решили».
И милая синеглазая девица с улыбкой столь прелестной, что заставляла некоторых забыть и о простеньких камнях в её ожерелье, и о долгах отца, ненавидела этих людей, мысленно каждого из них возводя на самый большой костёр в империи, сложенный её собственными руками. Она ненавидела всех, кто был лучше неё, кто считал себя таковыми — не умнее или красивее, нет, а тех, кто получает не по заслугам, а по фамилии, кто был среди заговорщиков, которые предали правящую династию и теперь грелись в лучах ложного Солнца, кто сумел подстроиться и забыть; она ненавидела их столь сильно, что готова была идти до самого конца, их или своего, — не в обиде за роскошь, но за покой и уют спокойной жизни, которых её лишили; за тревожный шёпот родителей над пергаментами с настоящими финансовыми записями, которые ото всех скрывались, за страх, что всё это раскроется; за то, что барон и баронесса не могли иначе, а она — не могла предать их; за то, что ей в пятнадцать лет предложили стать любовницей генерала за нить жемчуга и сапфировую диадему — и Эстелла мысленно снова и снова затягивала эту нить на шее его посланника, а диадему заталкивала в горло самому генералу.
Нет, родители, любимые и любившие её, плохо знали свою дочь, иначе бы удивились, как много в ней отчаянного клокочущего гнева, равно как и тому, насколько хорошо она умеет играть, изображая, что его нет.

Стелла вспомнила всё то, что вызывало в ней злость, чтобы изобразить обиду на своего спутника, ведь ссоры между любовниками, мелкие скандалы — собрание сплетников и лицемеров так любило это наблюдать; главное, конечно, было не перестараться, чтобы их не сочли лишними в сем блестящем обществе, где не хватало только ослепительного сияния лже-императора.
— Вы бросили меня среди этих безвкусно одетых людей и заставили ждать дольше, чем я надеялась, — капризно возмутилась молодая Лиддерталь.
Безвкусно одетые люди оскорблённо отвернулись, но прислушиваться не перестали: все, разумеется, понимали, что графинька состоит в любовной связи с этим туссентцем, но прямых доказательств не имели, а потому отчаянно их искали — не иначе, чтобы предъявить и добиться её удаление от двора; пока же они слушали старую мелодию: «кузен», да, дальний «кузен» супруга, говорила она, смотря при этом на Ваттье с таким страстным обожанием, что после каждый раз спешила извиниться, надеясь, что де Ридо не осудит её за старания.
— И здесь гораздо больше интересного, чем вы полагаете. Но я лучше всего этого.
Выглядело всё так, будто Эстелла как всегда стремительно сменила гнев на милость, иначе зачем бы она принудила своего спутника склониться к ней и, иногда звонко посмеиваясь и пылко краснея, начала что-то рассказывать. К счастью, подслушать их не сумели бы, а заподозрить могли только в одном из двух: или юная кокетка злословит о ком-то, или обещает что-то о себе — то-то опять был этот томный взгляд.
Только вот на деле графиня говорила серьёзно и вовсе не о том, что думаешь, слушая её заливистый — иные сказали бы вульгарный — смех: рассказывала она о женщине в золотом одеянии, которая не так давно вошла в залу; и том, что ничего хорошего это не обещало; что фаворитки лже-императора не должно здесь быть, потому что она не далее как четыре дня назад уехала в свои владения и не планировала присутствовать в столице на этом праздновании, и это было подозрительно — а всё подозрительное сейчас выглядело опасным; что она чародейка — не самая опытная, но ей было около пяти десятков, поэтому она кое-что умела: негласно считалось, что она не только согревала постель венценосного ублюдка, но и охраняла его — слишком хорошо, слишком рьяно, и кто-то считал, что она метит выше — в императрицы; и что...
Дальние двери распахнулись, и герольд возвестил:
— Его Императорское...
— Мы не учитывали её в своих расчётах, верно? — шёпот Стеллы погряз в приветственной речи.
— ... Второй, да продлятся его дни!
Все расступились.

[status]всё или ничего[/status][icon]http://s019.radikal.ru/i635/1705/f6/b95d6a18b379.jpg[/icon][info]Возраст: 17
Раса: человек
Деятельность: молодая графиня Лиддерталь[/info]