На Маллеору медленно опускался август.
Ночи здесь были холодными всегда, не балуя случайно забредшего путника ни ранними рассветами, ни спасительной прохладой после дневной жары: в королевствах Лиги всегда было так, будто вот-вот отступил февраль – если он действительно отступал - лето казалось сырым и коротким, а солнцестояние обычно встречали по колено в грязи, что, впрочем, ничуть не мешало возносить славу так редко дающему тепло солнцу. Ламмас обычно знаменовался холодом, традиция срезания первого колоса проходила под проливным дождем, и редко выдавался случай подняться на холмы, чтобы вознести жертву тем богам, в которых верили меллеорцы помимо Креве, так, чтобы никто не погиб, сорвавшись с скользкой тропы, залитой текущей с вершины водой. Пиры и танцы тоже проходили в грязи, меллеорцы, впрочем, только такое и знали - грязь и снег, и уже много поколений не сетовали.
Это лето, по мнению местных, выдалось жарким и сухим. И вправду – ни вчера, ни позавчера здесь не шел дождь, а днём даже рискнуло выглянуть солнце, на несколько часов раскрашивая бледным золотом бледные лица не привыкших к подобной роскоши людей. К вечеру, правда, оно опустилось не за горизонт, а в плотные, почти чёрные тучи, и закат был багряным и кровавым. Дурное предзнаменование, говорили одни, вторые пожимали плечами и отвечали: «просто будет буря».

Этот год, помимо непривычной погоды, также был знаменателен событием, важным и тайным - таким, о котором знали немногие. Дело в том, что меллеорский князь, имеющий дочь предпубертатного возраста и много лет пытающийся зачать сына – так отчаянно, что, кажется, получил фиксацию на этой идее - отважился на рискованный шаг и обратился за помощью к мерзким колдунам и отвратительным ведьмам, отчаявшись уже уповать на волю божью. Мерзкие колдуны и отвратительные ведьмы подошли к делу со всей ответственностью, собрав несколько консилиумов и долго совещавшись, дело пахло большими деньгами, поэтому возникло даже несколько аморальных драк и одна попытка под шумок отравить коллегу, в конечном итоге дело дошло до самой важной инстанции – Риссберга, а уж тамошним специалистам только дай повод к вмешательству в человеческий организм.
Примерно с мидинваэрна князь терпел бесчеловечные опыты и исследования, а чародеи раз за разом терпели неудачу. К весне стало ясно, что малой кровью здесь не обойтись – но, отчаявшись, правитель был готов на любые смелые эксперименты и непроверенные гипотезы, и тогда в бой пошли самые тяжелые средства. В беллетэйн, знаменующий обновление, пользуясь невероятно возросшим магическим потенциалом, была проведена смелая и уникальная в своем роде операция, успешность прохождения которой сама по себе была научным открытием. Несколько месяцев его сиятельство валялось в постели, по настоянию своих лекарей и кураторов не поднимая ничего тяжелее чаши с противовоспалительными отварами, и это дало свои плоды – ещё крепкий организм князя принял чужую плоть почти что как свою, отторжения не возникло, к августу его сиятельство стал бодр, жив, даже немного помолодел внешне, и изъявил полную готовность к тому, чтобы приступать к испытаниям.

На Маллеору опускался август, и в эту ночь чародеи пожинали первые плоды своих трудов, с любопытством ожидая того, как всё пройдет. Точнее, не совсем чародеи – чародейки.
Их было всего двое. Целительница, курировавшая операцию и съевшая собаку в вопросах репродуктивного здоровья, и исследовательница, питающая страсть к пересадкам того, чего в организме испытуемого, по её мнению, не хватало. В обычное время они пересекались не так уж часто – что, впрочем, с уверенностью можно было сказать почти о любом, входящем в братство, это скопище индивидуалистов – но совместная работа особого дискомфорта не приносила.
Может быть, дело было в существенной разнице в профессиональных интересах, предполагающей полное отсутствие конкуренции, а может, в чём-то другом.
- За сегодня ко мне четыре раза обратились с просьбой провести магический ритуал над коровьим хвостом, - Шеала де Танкарвилль, чуть поморщившись, сжала в пальцах тонкую, покрытую завитушками ручку фарфоровой чашки. Предпочла бы вино, но его время наступит завтра, если этой ночью всё пройдет по плану.
Князь, немного устав от постоянного присутствия колдунов в своей жизни, очень вежливо и очень настоятельно попросил своих надзирательниц удалиться от княжеских покоев. Надзирательницы предчувствовали очередные разговоры о тонкости мужского чувствования, настрое, и том, как этот настрой было легко сбить, в конце концов, князь был целиком здоров физически, а они были уверены в успешности проведенной пересадки, поэтому не настаивали, ныне обосновавшись на закрытой от ветров и относительно, хоть и недостаточно, теплой террасе, выходящей в княжеские сады. В садах звонко и мощно выводили свои трели орды торжествующих сверчков, в аккуратно обрезанном кустарнике шумел ёж, а в постепенно затягивающемся тучами ночном небе то и дело мелькали юркие тени летучих мышей.
- …и дважды – над выменем. Сказали, требуется смазать смолой и повязать цветные нитки. Иначе какая из меня ведьма?

Пирожки с земляникой действительно были хороши, отсутствие изысканности компонентов с лишком компенсируя свежестью и душевным исполнением: впрочем, по местным меркам это наверняка считалось деликатесом, потому что здесь слишком уж было сыро для земляники.
- И что, правили эндометрий? – с умеренным любопытством отозвалась Шеала. – Честное слово, понятия не имею, что происходит, если выпить спорыньи. Каждый раз что-то новенькое, мне кажется, если собрать все рецептуры народных абортов и издать, должно получиться неплохое чтиво на ночь. Для понимающих.
Речь, пожалуй, шла о всем братстве и части медицинского цеха: даже те нежные фиалки, показательно закатывающие глаза при любом упоминании так называемых гадостей и варящие только гламарию, наедине с собой могли позволить искренность и отдаться естественному интересу к этим самым гадостям, так что ненаписанная книга уже сейчас обеспечивала себе невиданное количество читателей и наверняка заслуживала магической репликации.
Впрочем, у специалистов, которые могли подобное написать, вечно немного не хватало на это времени: мешали бесчисленные безмозглые клиенты с луковицами и экзотическими ростками, торчащими из интересных мест, и трупы со следами попыток абортирования в районе прямой кишки и последствиями перитонитов от использования спиц.
Что сказать, в прогрессивном тринадцатом веке у человечества в целом, как и у конгломерата условно разумных рас, знание устройства собственного тела всё ещё оставалось на уровне «палка палка огуречик», и нельзя сказать, чтобы к этому не прикладывало руку то же самое братство.
Ну вот хотя бы потому, что слишком много времени и собственных сил тратило на изучение этого устройства, и ничуть не хотело делиться с таким трудом приобретенными знаниями. И Шеала к тому же совершенно не была уверена, что массовый медицинский просвет даст свои плоды: старания даже десяти дипломированных врачей начисто перечёркиваются этим вот «а моя соседка вылечила запущенную гангрену тем, что заливала в уши разбавленное мочой мальчиков гуано гуся» и прочими экзерсисами народного целительства, по разговорам, помогающим от всего подряд – пока лучшие умы мира сего бьются над изобретением лекарства от рака и белокровия, такие вот соседки успешно излечивают это всё коровьим навозом и божьим словом.
Разумеется, недовольные уже не могли ничего рассказать, так что народная медицина продолжала процветать.
У Шеалы было несколько знакомых целителей, и она с любопытством выслушивала все врачебные истории, связанные с человеческой глупостью, получая от них своеобразное удовольствие – в отличие от того, что в её жизни то и дело кто-то незапланированно орал.
- Я думаю, что нет, нам туда не надо, - не содрогнувшись, Шеала благодарным кивком отметила любезность коллеги и потянулась за чашкой, уверенно сочтя, что крик – это не их работа, в конце концов, у княжны было контральто, и подобные октавы она вряд ли могла взять при всём желании, что бы не случилось в спальне, а все остальные женщины замка их не интересовали. Всерьез вознамеривалась вернуть на террасу мир и спокойствие и, к примеру, обсудить тот факт, что отчего-то до сих пор не изобретена помада, не оставляющая отпечатков на чашке, и этот факт не мог не печалить.
Но, как выяснилось – она ошибалась. Попытка вернуть мир и спокойствие на террасу не увенчалась успехом, и вскоре выяснилось, что им всё-таки туда было надо.
- Там! Такое! – не в силах перевести дыхание, один из старших лакеев, только что демонстрировавший не присущую его сединам прыткость высоко подкидываемых коленей, говорил невнятно. Шеала скорее лениво, чем со спешкой, потянулась к его голове, предчувствуя, что подробности произошедшего так вызнать проще, но увиденное подбросило её из плетеного кресла.
Поморщившись и растирая пальцами переносицу, занывшую от чересчур торопливо прерванного телепатического контакта, чародейка пояснила вслух:
- Это абсурд, Литта, но, кажется, пересадка имеет побочный эффект, который мы не предусмотрели. Не ошибусь, сказав, что его сиятельство отчего-то обрёл повадки своего донора…  И для начала, видимо, нам придётся его поймать.

Сохранять лицо, конечно, было сложно. Тому не способствовало ни поведение его сиятельства, ни внешний вид её сиятельства, и в голове у Шеалы одновременно вертелось несколько не совсем подобающих комментариев.
Первым, разумеется, было - «ну что за cuach’ня!».
Далее шли предположения относительно того, как это платье стоило бы назвать – ну не ебаниной, в конце концов, как в сердцах предложила Коралл. Слово ничуть не отражало сути, и лексический гений Шеалы сейчас бился в конвульсиях, не будучи способен выбрать между вариантами «еблатье» и «трахоро́чка». Это было позором само по себе, ещё ужаснее было то, что она, как порой случалось в моменты отсутствия нервного равновесия, кажется, что-то таки из своих рассуждений успела продемонстрировать телепатически. Плохо было не из-за содержания, просто, кажется, Шеала слишком сильно привыкла работать с…
Ах, ладно.
- Надо принести это к нам на коллегиумы, - уперев ладони в бока, она наблюдала за передвижениями его сиятельства, раздумывая, что же делать, - будет иметь фурор среди тех, кому для магии нужен открытый лобок.

Эта ночь началась слишком абсурдно как для того, чтобы совсем отказаться от поганых шуток, но вскоре стало не до смеха – князь действительно вел себя подобно дикому павиану, пока что не мог найти выход из замка, но это было только вопросом времени.
- Закрыть все окна и двери, - распоряжалась проклятая ведьма, – и позовите ловчих. С сетями. Нет, я понятия не имею, как происходит княжеская охота, я вам чародейка или королевский егерь?
- Слышал госпожу чароплетицу? Укради, найди, роди, но сделай! – орал седеющий на глазах лакей на своего подчинённого.
Ситуация отчётливо отдавала плохими каламбурами и абсурдом. Княгиня сбивалась с проклятий на крик, прижимала ладонь к вздымающейся груди, слуги пытались спасти пока ещё оставшиеся целыми гобелены, фамильную посуду, хрупкие предметы и портреты сиятельной родительницы сиятельного князя, служанки с задором визжали, младший лакей под шумок спрятал под рубашку три серебряных вилки, но был замечен, а один из стражников под все тот же шумок потрогал старшую кухарку, за что неудачно получил блюдом по непокрытой голове и потерял сознание.
Посреди этого всего по верхам прыгало его сиятельство, а внизу за ним с некоторой долей скепсиса следили чародейки.
Наконец принесли что-то, напоминающее сети, слуги объединились со стражами, но усилия были тщетны – поначалу вроде всё шло неплохо, но потом его сиятельство каким-то немыслимым образом, передвигаясь не иначе как по стенам, проскользнул мимо оцепления и с жуткими, не имеющими никакого отношения к человеческой речи звуками бросился вон из большой тронной залы в коридорам.
Там чародейки немного отстали, не будучи привычными к планировке. Челядь толкалась, устроила давку и толкотню, княгиня орала, орала разбуженная княжна, кричали абсолютно все, а потом пришлось заорать Шеале.
О чём сразу же пожалела, но это на какое-то время сработало, и тогда, в повисшей в коридорах тишине, стало отчетливо слышно, как со скрипом распахивается створка углового окна, видимо единственного, которое позабыли закрыть.
После заминки все действующие лица, оттаптывая друг другу ноги, поспешили удостовериться, не разбился ли князь – это был второй этаж, так что высота была внушительной, но к счастью, окно овивал крепкий плющ, а спина князя, затянутая разошедшимся по швам богато вышитым камзолом, уже мелькала среди погруженных в сумрак зарослей сада.
- Ебанина, - выдохнула Шеала, и снова закашлялась, едва удержавшись от ядовитого «а теперь несите мётлы».
Серьезно, вечер становился всё хуже.

Исходя из тона реплик Литты, никто так и не заметил, что безупречный абрис коралловых губ оказался позорным образом поврежден, а если и заметил, то списал развод на чью-то неаккуратно выпитую кровь.
Впрочем, в такую ночь, ещё и ведьмам, было простительно - даже со скрытыми средоточиями магии, даже без мётел. Пользуясь смятением и тем, что никто толком не мог разумно и рационально мыслить – и, кажется, не в эту ночь, а вообще всегда – чародейки покинули обитель князя так величественно, как только могли, тщательно скрывая улетающий куда-то в сторону иных планов настрой. Было сыро, холодно и ветрено, вдобавок в процессе величественного левитирования Шеале в подол ударило две летучие мыши: вопреки слухам о собственном кровопийстве родства с ними она не ощущала, а ощущала брезгливость, щедро подпитываемую хорошей памятью – согласно учебникам мэтра Радмира, в свободное от политики время занимающегося зоологией, они были крайне вшивыми тварями и переносили большое количество болезней.
К тому ж она терпеть не могла самолевитацию, испытывая каждый раз крайнюю степень неуверенности в собственном контроле над заклинанием, но делиться подобными слабостями с коллегами было подобно подписанию смертельного приговора. Мётлы были бы лучше, а ещё лучше – пара лошадей.
Хотя нет, лучше – это убраться домой, и соблазн очень велик, однако что в таком случае произойдет с их репутацией, и без того сегодня изрядно пошатнувшейся? Для полного позора не хватало ещё, ну, например, всю ночь гоняться за этим самцом неопрятно растрепанными, с мокрыми подолами и растекшимся макияжем.
- Подожди, - Шеала вздохнула, вытащила платок, - я поправлю. Никуда он от нас не денется.

Как оказалось, не ошиблась: торжество собственной логики чародейки встречали на наспех оседланных лошадях, по-хорошему, это было угоном, отягощенным угрозами, но конюх был пьян и наутро все равно не вспомнит, да и вообще, подобные мелочи давно никого не волновали. Торжество логики заключалось в воплях, доносящихся со стороны деревни, и вполне закономерным был вывод о виновнике переполоха.
Ламмас встречали не с таким шумом, как, к примеру, Беллетэйн: в кустах трахались вдвое реже, пили примерно в треть слабее, через костры не прыгали, да и жгли их, наверное, больше для согрева. Спроси кто Шеалу, слабо интересующуюся деталями народных обрядов, то для неё все эти народные праздники выглядели примерно одинаково – огонь, выпивка, секс в зависимости от погоды, крепкий оздоровительный сон под забором, что может быть лучше?
Только визит его сиятельства, судя по тональности криков, пытающегося познать что-то из крепкой деревенской натуры женского пола, и встретившего отчаянное сопротивление. Оставалось только посочувствовать его сиятельству, и, вовремя подоспев, забрать его, потерявшего сознание от удара крестьянского кулака, обратно во дворец, там парализовать на время исследований и изучить, что могло спровоцировать подобный эффект.
Задумавшись о том, что это была явно не эрекция и даже не эякуляция, Шеала пропустила тот момент, когда крики и суматоха, царившая в деревне, неуловимо сменили тон. Они были ещё слишком далеко как для того, чтобы увидеть, что именно там, в самом центре у колодца, происходило – загораживали дома, да и в мешанине отблесков и теней можно было понять не так уж много. Но что-то происходило – неприятное, пока ещё непознанное, деревня вдруг на мгновение погрузилась в такую тишину, от которой заложило уши, а потом крики расцвели с новой силой, и в них уже не было возмущения, но был… страх?
И его сиятельство, несмотря на свои бабуиньи замашки, тоже почему-то крикнул. По-своему. Что именно, Шеала не поняла, но интонация не нуждалась в переводе.
Подняв бровь, бросила не слишком различимый в полумраке, перемежаемом только волшебными “светлячками”, взгляд на коллегу:
- Давай подойдем незаметно.

Комары в этих местах были серьезной проблемой. Особенно этим летом, считавшимся теплым – одуревшие от того, что местные называли жарой, она расплодились так, что любой неосторожный человек, после заката солнца одевавшийся чуть откровеннее, чем наглухо, рисковал быть сожранным заживо. Так что от изобилия разгоряченной и потной плоти – как раз всё то, что так любят эти заразы – едва ли не стало морально легче.
Ну, если бы не кишки.
- Это и вправду похоже на шабаш, - бегло окинув взглядом остановку, резюмировала Шеала, - интересно, нас пустят в белье и без специального платья?
Она сделала шаг вперед, уже не слишком прислушиваясь к тому, что несли в себе вопли – зрелище говорило само за себя. Было… празднично.
- Астрид, послушай, это точно не мы, - наскоро осматривая всё, что могла осмотреть, торопливо возразила Шеала, - и сейчас дело уж точно не может быть в том, что…
Договорить она не успела, потому что темноту разорвала вспышка оборвавшегося заклинания, а Литту требовалось поддержать, не размазав помаду и по возможности не вступив ни в какую гадость ногой – но при затухающем отблеске крейденская чародейка поняла, что каблук скользнул по размазанным в траве внутренностям, на неосторожное прикосновение мгновенно отозвавшимися волной мерзостной вони.
Пожалуй, если кто-то испачкает в этом манжеты, тут вправду наступит pizdec. И портал, пожалуй, действительно не стоило открывать – во-первых, это проклятое чувство ответственности за происходящее, а во-вторых, после того, как заклинание Коралл отказалось срабатывать так, как надо, возникали серьезные сомнения в том, что портал не разрежет их обеих – вместе или по отдельности, не так уж важно, - на множество мелких частей.
По большому счёту, даже приобретший некоторое количество звериной силы и утративший остатки рассудка, его сиятельство оставался его сиятельством, пусть с чужими тестикулами, но своим человеческим телом уже не молодого мужчины, и, собственно, к чему двум почтенным магичкам следовало его бояться и бежать, показывая пятки? Шеалу, конечно, серьезно тревожил факт неверного срабатывания заклинания, и лишь бы это не превратилось в систему - но, в конце концов, с кем не бывает, и следовало всего лишь попробовать что-либо…
Но дело, разумеется, было не в этом.

Ламмасские костры, лишившиеся большинства зрителей – те, что были, лежали на земле неподвижно, и к ним всем вряд ли успел бы приложить руку сам князь - словно бы осели и поблекли, став вдвое ниже. Снопы искр, летящие в низкое ночное небо, лишенное звезд и затянутое плотной серо-коричневой пеленой, казались полупрозрачными и лишенными жара. Это, кажется, было плохим признаком, и будь хоть кто-то из них двоих настоящей деревенской ведьмой, чего требовали кметы, то наверняка бы понимал, признаком чего именно, сейчас оставалось только гадать, постепенно осознавая, что малой кровью здесь не обойтись.
Ориентируясь больше на звук, нежели на зрение – даже поблекнув и побелев, костры все ещё слепили – чародейка намеревалась было сунуться в ту сторону, куда изволил сбежать его сиятельство, на удивление ловко передвигаясь на четырех конечностях. Но с каждым шагом двигаться становилось все труднее, а воздух становился все гуще.
Для определения наличия постороннего влияния понадобилось на удивление много времени. Позор.
- Здесь что-то, что владеет… нет, не телепатией, чем-то схожим. Морочит мозги, - остервенело сдирая с себя невидимые обрывки чужой силы, не оформленной в заклинание и прилипчивой как паутина, Шеала, кажется, все же испачкалась какой-то гадостью с куста.
Не то чтобы в текущих обстоятельствах это было наибольшей из проблем, но вступать в войну следует тоже со вкусом.
- Причем очень сильно и мастерски. Это объясняет, какого cuach’а все сошли с ума разом. Мне в общем-то плевать, но пока мы не выберемся из области влияния этого, князь продолжит выдирать кишки из людей, а мы рискуем получать фейерверки вместо магии, - мрачно резюмировала она, наклоняясь и вытирая руку и сравнительно чистый предмет одежды одного из неподвижно лежащих кметов, - но за вилы даже ради его поимки браться я не буду.

- Ебанина, - окончательно смирившись с тем, что инвективов в этом вечере было больше, чем здравого смысла, научной рациональности и чего угодно ещё, что она так ценила  жизни, Шеала принялась спорить, - ебанина нам к чертям собачим не сдалась, а вот князь ещё, курва, остаток денег не перевёл. Может его, как кабана, запугать чем и загнать?
С какой стороны держать вилы, она, конечно, знала – видела, когда сваренный её рукой страшенный яд ожидаемо оказался вовсе не ядом, а отличным средством против разладов кишечника - но на этом познания и заканчивались. Лучшим оружием, кроме языка, была магия, и она сейчас была бесполезна, оставалось либо ждать развития событий, либо разворачиваться ко всей неведомой ебоши спиной и убираться куда подальше.
Научный интерес и жадность, разумеется, выбора не оставляли. Как и осознание того, что даже если они сейчас каким-то чудом смогут отсюда ускользнуть, то разбираться сюда Совет опять-таки отправит её. С Истреддом, если он сейчас на севере. И расписывать ему, с чего это всё началось, и как так вышло, что двое специалистов подобного уровня допустили такой вопиющий позор, отчего-то казалось перспективой не в пример более неприятной, чем ловить неизвестно кем вызванный хтонический ужас, взывающий к сознаниям специалистов с удивительной настойчивостью.
- А гуля навстречу – это через рот или другие физиологические отверстия? – с неким сомнением переспросила Шеала, в свою очередь тоже останавливаясь, хотя голос расписывал последствия погружения невероятно завлекательно – прямо-таки путевка на лучшие курорты Ковира, звучит отлично для всех, кто не знает, какой этот Ковир на самом деле мерзлая задница, - иллюзия? Нет, дьявольщина, что-то сложнее.
Не рискуя притрагиваться к колодцу, ныне ставшему самым привлекательным объектом на вечеринке сбора урожая, грозящей превратиться в каннибальную – Шеала мыском туфли пнула старика, со странным выражением лица присматривающегося к её собственной лодыжке, и тот послушно обратил свой взор в противоположную сторону, туда, где так удачно ползала голая старуха, но за неё не стоило опасаться, потому что у старика все равно не было зубов, - чародейка торопливо осматривала окружающее пространство на предмет возможных влияний извне. Гоэтия, если это была она, подразумевала систему приказов и какую-никакую связь с хозяином, и хотя обычными магическими методами определить направление было практически невозможно, существовали – наверное – какие-либо косвенные признаки, по которым…
- Да что ж такое-то! – в очередной раз почувствовав призыв, сопровождаемый приступом тупой тошноты и легким спазмом, Шеала отбросила попытки и снова запустила пальцы в липнущую к лицу сеть. Со стороны, наверное, выглядело смешно – ну вот если не учитывать этого количества крови и разбросанных по всей деревне внутренностей, - а они сами ну точно смотрелись полоумными бабами.
Шеала совсем не любила смотреться полоумной бабой, поэтому попыталась найти рациональный подход к ситуации:
- А давай тут просто всё сожжем, а? Хуже все равно уже не будет, а эта тварь скорее всего боится огня.
Пытаясь не обращать внимания на становящиеся всё более настойчивыми призывы познать всю радость бытия в колодце, Шеала разыскала дрын, с виду не слишком отсыревший, и на пробу ткнула им в бледный костер. Как ни странно, загорелось, и лучше было бы найти немного масла, чтобы полыхало красивее, но пока что можно попробовать и так.
Яркие разноцветные огни брызгами полетели в стороны, когда она поднесла ветку к срубу, голос в ушах стал настойчивее, уже не предлагая, а угрожая – и это было хорошим признаком, - а потом в один миг окружающим мир погрузился в темноту.
А потом изменился.

Они с Литтой, перемазанные в грязи и чёрт пойми чем, по-прежнему стояли над колодцем. На востоке разгоралась холодная августовская заря. Мужик, минуту назад заканчивающий с расчленением собственной супруги и переходя, кажется, к изнасилованию останков, сейчас спокойно стоял на пороге с топором, заразительно позёвывая – и на лезвии не было крови, только сероватые отблески занимающегося рассвета. Утерев рот ладонью, спустился по ступеням к поленнице.
Подросток отлепил лоб от сарая и принялся бурно блевать в заросли крапивы, совершенно определенно испытывая проблемы с координацией.
Старушка в сапогах на голую грудь всё так же ползла по обочине сельской дороги, пытаясь распевать частушки про пророка Лебеду, а старик, шамкая, старался её образумить и поставить на ноги, выходило скверно, потому что сам был пьян несусветно.
Шеала задумчиво посмотрела на собственный манжет, который, как ей помнилось, испачкала в чьих-то внутренностях. Принюхалась – пахло слегка забродившим ягодным соком и больше ничем.
- Эй-эй, милсдарыни, вы над колодцем энто, глубоко не наклоняйтесь, он у нас низкий! – с оттенком неприветливости окликнул их совершенно живой деревенский староста, проследил за взглядом чародеек и выругался, обнаружив на затянутом неподходящей по размеру рубахи животе большое красное пятно. То ли ягодное вино, то ли борщ, отсюда было не разобрать.
Легким штрихом шизофреника завершая сюрреалистичную картину, из зарослей вдруг выполз поскуливающий князь и ткнулся блестящим от пота лбом Литте в свободную от лопаты ладонь.
С лингвистической конструкцией, которой озарила мир госпожа де Танкарвилль, наверняка не был знаком даже самый заядлый матерщинник островов Скеллиге. Потому что это всё было уже совсем не смешно, и она ещё чувствовала остатки чужого влияния, октябрьской паутиной сползающие по лицу.

По возвращению в замок никуда было не деться от вороха расспросов. К вечеру Шеала была готова вытереть всем причастным память за весьма скромную плату – и от подобного предложения её удерживал только тот факт, что по отчислению процента в Братство у Капитула неизменно возникнут вопросы. Огласки хотелось бы избежать по многим причинам.
Поэтому кулаком по столу стучал князь, а не чародейки. Шеала даже считала, что они этим вечером на удивление вежливы – вежливой была Литта, она же сама по большей части удивлялась – неприятно и молча - и, что характерно, детородные органы здесь оказывались совершенно не при чем.
Остывший ужин внушал отвращение одним своим видом.
- Предположим, есть, - Шеала искоса глянула на предмет терзаний коллеги, - правда, оно разрабатывалось для очищения постельного белья, и я не так уж часто им пользовалась, но вряд ли платье превратится в простыню. В крайнем случае, попросим сорочку у княгини, такой себе… саботаж.
Сплетая пальцы в открывающем пассе заклинания, она на мгновение ворчливо прервалась:
- Вот как с егерем, так наверняка без подобных изысков обошлось. Сразу заметна большая заинтересованность в результатах.
Заклинание срабатывало пристойно – княгиня могла быть этой ночью спокойна – и думалось о том, что, по-хорошему, следовало отложить платья для предстоящих аудиенций, нарядиться в дорожно-полевую одежду, ну вот хотя бы по причине комаров, и идти вынюхивать. Потому что варианты действительно были странными, даже пока ещё не озвученные.
Впрочем, это не мешало приняться и за пятна на собственных манжетах.
- Вспомни, как были спокойны местные – готова спорить, что веселые картинки видели только мы, так что дело не в иллюзии. Можно было бы грешить на наркотики, в Ковире недавно стали выращивать очень хорошую траву - во всяком случае, клиентов с зависимостью у меня прибавилось - но я не уверена, что от неё возможны массовые галлюцинации, так что остается наговор. Я очень поздно почувствовала влияния, а если бы кто-то рядом использовал огонь… - чародейка поморщилась и принялась расчесывать искусанное запястье, - словом, если на такую степень сокрытия пошел кто-то из обладающих даром, то с ним следует разобраться, он очень опасен. Знаешь, что мне не понравилось? Когда ты спрашивала про других чародеев, ни одна скотина не уверила нас в том, что это не так. Тогда это было на руку, а сейчас я думаю, что нужно выяснить подробности.
Поднявшись, она бросила ещё один полный тоски взгляд на стол, блюда на котором с каждым мгновением утрачивали и без того не слишком навязчивую привлекательность. Весьма непродолжительное время раздумывала над тем, в какой именно момент они настолько утратили уважение среди обычных людей, и не пришел ли конец их собственной репутации вслед за княжеской - а потом с кротким вздохом принялась за неблагодарную работу по восстановлению чародейского статуса. Блюда наверняка будет сложно избавить от копоти, но пусть помнят, с кем имеют дело – жест, возможно, выглядел мелочным, но следовало излить куда-то накопившуюся за прошедшие сутки досаду.
- Иногда я размышляю, почему не получается просто сидеть и варить гламарию, - в сердцах стряхнув остаточные искры с пальцев прямо на скатерть, посетовала Шеала, - думаю, в замке нам ничего не расскажут, потому что её сиятельства здесь боятся явно больше, чем нас – пока что. Давай сходим наплюем в колодец, деревня явно это заслужила.
Угонять лошадей на этот раз не стали, воспользовавшись банальным телепортом.

Деревня и не думала отходить от празднования необычайно сухого ламмаса, напротив, веселье набирало обороты, а воздух кроме обычных летних запахов пропитывался ядреным ароматом сивухи. Мужичье орало, бабы с воплями загоняли по домам загулявших до темноты детей, голосили девки, и на появление двух чародеек обратили внимания ровно столько, сколько это событие и заслуживало. Кто-то торопливо отвел глаза, сплевывая через плечо, кто-то украдкой зажал дулю за спиной, а кто-то подобострастно склонился и задом, пятясь, скрылся за низким плетнем. Царящее вокруг веселье оминало их струями разыскавшей иловую отмель реки, а пойманный подросток в расхристанной, покрытой пятнами рубахе бодро отрапортовал, что никаких чародеев в округе видать не видал.
- А ведуньи? Знахарки? – уточнила Шеала.
- Такое видел, – с готовностью отозвался тот, - давеча вот в княжеском замке прям шабаш случился, огни мелькали – ух, а сколько грохоту было! Княгиня-то, все знают, та ещё ведьма, а на ламмас, говорят, двух подружек себе на крышу зазвала, так там они втроем, три карги, значица, разделись…
Чародейка выпустила ухо и придала паршивцу верное направление – подальше.
- Можно просто превратить старосте нос в сливу и подождать, пока его к знахарке поведут. Прямыми расспросами, видимо, ничего не добьемся.

Энтузиазм относительно пищи для тела и ума, столь активно проявленный коллегой, Шеала разделяла не полностью. К колбасе тем не менее причастилась – не из-за голода, а чтобы ненадолго этим забить желание идти и решать все проблемы – иногда заключающиеся в том, что на её пути вставал кто-то живой – простыми и привычными для Отшельницы методами.
Поэтому взгляд, презентованный обладателю обширной порции ищущего выход тестостерона, был совсем уж недобрым и сулил широкий спектр развлечений. Из списка простых и привычных методов, разумеется.
За кружки воевать он не стал.
- То есть ты предлагаешь, - уточнила крейденская чародейка, поморщившись, медовуха ей не нравилась в принципе, хорошая или плохая, - поработать фокусниками? Ладно, почему нет. Но учти, веселиться я не умею. И лобок открывать на потеху местным знатокам магии не буду.
Наскоро перебрав в голове всё то, что могло у неё самой вызвать веселье, а потом то, что с натяжкой могло считаться фейерверками и фокусами, Шеала пришла к выводу, что неизвестный маг или магичка должны будут, просто обязаны непременно проверить, как там дела, потому что в противном случае деревне наступят кранты.
Накроется средоточием женской магии, надо думать.

Как вызывать поклонение и восхищение, Шеала понимала смутно. То есть как – каким образом всё это провернуть при наличии денег, она знала отлично, но сейчас требовался несколько другой эффект. К сожалению, не все в этом мире можно было купить.
Чародейки обязаны быть красивыми и почти безупречными - вопрос цехового престижа, и иногда он стоит настолько остро, что требуется прибегать к методам вроде гламарии. Варить она её варила, применять – почти не применяла, и, разумеется, даже помыслить не могла о том, чтобы захватить порцию туда, где требовалось наблюдение за прооперированным князем. Не на себе же его способность к семяизвержению проверять, на самом деле – от одной мысли шёл мороз по коже, поэтому с чего сейчас начать, она понятия не имела. Где-то на периферии головы гуляли спутанные понятия о том, что обычные простые люди имеют в виду, когда говорят о ведьмах и том, как они развлекаются и веселятся. Фигурировали там, кроме цеховой неземной красоты, неизменно танцы голышом при луне, обливание всякими дорогостоящими субстанциями вроде крови и вина, и антинаучные, но предельно откровенные ритуалы.
Крейденскую чародейку передернуло ещё раз.
- Если я сожгу дом старосты, это сойдет за развлечение? – тщательно выгнав из вопроса любые признаки жалостливости, уточнила она, хотя об ответе догадывалась.
Как же иногда сложно быть чародейкой.
- Или может ты метнешь в него топор, - продолжила Шеала, - тоже будет весело, гарантирую.
Если положить руку на сердце, даже этой ночью, среди расчлененки и кишок, было не так страшно. Но то, что вокруг не чудовища и нет крови, не значит, что не надо работать - сегодня работа вот такая вот, следует постараться, напрячься, заставить себя.
От первой попытки весело улыбнуться проходящего мимо них кмета перекосило – он постарался убраться подальше, ускорив шаг – но вторая проба вышла чуть удачнее. По крайней мере, мухи на лету не дохли - уже неплохой результат.
Ладно, ладно, это ничем не сложнее доклада на очередной коллегиуме, а там ещё и не такое порой приходится демонстрировать.
В крайнем случае она потом вернется и иссушит всем мозги.
Немного успокоив себя этой мыслью, Шеала по примеру коллеги потянула шпильки из волос. Медь захолодила кожу на запястье, расставаться с привычным оружием чародейка отказалась, теша себя мыслью о том, что если кого-то здесь громко принести в жертву – то знахарь тоже наверняка явится, а там уже можно будет достать и его. Мысли об истязаниях изрядно успокаивали, и к тому моменту, когда их прибило к большой компании селян, в улыбке уже почти не было оскала.
- С праздником, - почти весело произнесла чародейка, поведя ладонью в воздухе.
Костер, до этой минуты горевший вполсилы, взметнулся в небо снопом синеющих искр, на высоте футов восьми превращаясь в затейливый, весь в завитушках вихрь.
Детвора, гасающая неподалеку, с восторгом взвизгнула. Хотя бы у этой части аудитории к крейденской чародейке не было никаких претензий.

Если б у веселья был вкус, то это определенно едва ощутимо отдавало погребной плесенью и было чем-то вроде пирога из подпорченных груш: есть можно, но подташнивает. Люди не обращали внимания ни на что – разгоряченные, они обдавали обеих чародеек тяжелым духом безудержного веселья, в прямом и переносном смысле.
Шеале мешало всё. Дух и общий настрой, растекающийся вокруг подобно пролитой из кружки медовухе, на которую сразу же слетелись пчёлы. Заклинания были простыми, но однообразными и почти непрерывными, оттого требовали применения вдвое больших усилий – и монотонность сегодня почему-то стояла поперек горла – а пальцы вскоре так и вовсе попытались устать.
Внимание и восхищение чародейскими талантами – было. Поклонение – тоже, даже несколько, если считать некстати споткнувшегося прямо у их ног мужичка, опустившегося носом прямо в неглубокую лужу и попортив тем самым наряды, пусть и практичные, но от того не становившиеся менее любимыми или дешевыми, аж выше колена.
Шеала продолжала, молча и очень скрытно завидуя коллеге. Та, кажется, сумела найти причины, по которым здесь не следовало быть слишком уж напряженным, и брала от жизни всё, что можно было забрать без вреда себе. Крейденская чародейка тоже пила, и отсчитывала минуты до того мгновения, в которое ей суждено окончательно превратиться – нет, не в фокусника, а в натурального упыря, с большой жадностью и любовью к процессу прокусывающего залитые пивом глотки и немытые сонные артерии. Поэтому необходимость прервать лицедейские экзерсисы была воспринята с горячим энтузиазмом.
Карьера упырицы, как и откровения Литты, откладывалась не неопределенный срок.

Женщина действительно выглядела не очень хорошо. Сжавшись, она лежала на лавке и, прикрыв глаза, стенала, искусно перемежая местную обесцененную лексику с традиционной реданской. Причины этого обнаружились довольно быстро – рожать ей действительно, по-хорошему, было ещё рано, но срок выглядел уже весьма приличным, и перемотанный шерстяными платками живот казался совершенно твердым.
- Мышечный тонус, - констатировала Шеала. Разумеется, следовало бы оставить разбирательства профессионалу, но, во-первых, она была любопытной, во-вторых, на первый взгляд случай не казался чем-то таким уж из ряда вон – у страха глаза велики, очевидно, - а здесь болит?
По уверениям сбивчиво говорящей кметки, болело вообще везде. И, главное, неясно отчего – всего лишь воды из колодца натаскала, дров наколола, скотину выпасла и вымыла, да хату подмела. Потом, конечно, за праздничным столом посидела, дежурные две стопки махнула, чтоб после вчерашнего-то голова не болела, а как в коровник пошла, проверить, чего ж стельная корова заорала – так живот и прихватило.
- И почему же орала корова? – потерев одним пальцем бровь, спросила Шеала, остальное у неё вопросов не вызывало вообще.
- Дак наверняка ведьма нитками слишком сильно вымя перевязала! – подал голос мужик, - вы, госпожа чаровница, ж отказались, так мы к…
Кметку вдруг выгнуло и вырвало на пол, она схватилась за живот и заорала так, что заложило уши, и свалилась на пол. Спустя половину вдоха, переворачивая её на бок так, чтобы та не захлебнулась, чародейка поняла, что звон в ушах – он магической природы. Тряхнула головой, сбрасывая наваждение, прикоснулась к животу для проверки спазмов – а вдруг таки схватки? – и тут пальцы кольнуло.
Она проверила ещё раз – нет, ошибки быть не могло, вместе с ребенком внутри неё сидело ещё что-то.
- …лярва, что ли, - недоуменно вопросила в пространство Шеала, - а когда плод в последний раз шевелился?
- Да сама ты лярва! – вдруг откуда-то из-за плеча возник мужик, и лицо у него было перекошенным, - я те дам сейчас!
- Помогите!
- …свести со свету хотите!
- Да твою же мать!
- Помоги-ите!
В дверях, как любезно демонстрировало боковое зрение, возникло несколько подвыпивших, но очень серьезно настроенных кметов с наспех схваченными вилами. Увидев чародеек, они замялись, кое-кто даже отложил свое оружие и постарался скрыться с виду, но в полном составе исчезать они не собирались.
Кметка билась под руками и непрестанно рвала желчью, выкрикивая ругательства в перерывах между спазмами, потом вдруг замолчала и обмякла.
- Сгубили! – заорал обиженный супруг, видимо, утратив последние остатки здравого смысла, - ведьмы!
- Что тут происходит?
И всё мгновенно затихло.
Потому что в хату, раздвинув мужиков так, будто они были порослью крапивы, зашла женщина, с ног до головы увешанная непрерывно бренчащими побрякушками.

Произошедшее повергало в ступор по причине полной абсурдности. Шеала, будучи как минимум наполовину теоретиком, с агрессивно настроенными идиотами встречалась не настолько часто, и попросту не обратила на угрозы внимания, раздумывая, удастся ли спасти хотя бы плод - и поэтому узнавание вошедшей произошло с опозданием.
Но открытие было не то чтобы очень приятным.
В Братстве многие практиковали запретное. Но делали это с разумной осторожностью и так, чтобы формально всё оставалось пристойным, и, разумеется, не совершая ошибок. Ошибок Братство не прощало: и поэтому стоявшая перед ними Фиренца, с каким-то неуместным достоинством подбоченившаяся в этих своих дурацких побрякушках (Креве, ещё и чья-то кость вплетена в волосы, ну что за безвкусица-то!) в свое время была из него изгнана и официально числилась отступницей в бегах, а на самом деле обосновалась, кто бы мог подумать, под самым носом.
С этого момента дело стало личным.
Шеала весьма запоздало тоже посмотрела на беременную. Бывшую беременную. Экспериментировать на эмбрионах – таким грубым образом, подселяя такое и так?
Вторая никчемная подняла глаза с некоторым недоумением. Кметы, почуяв, что пахнет жареным в самом прямом смысле, устроили толкотню в проходе, только новоиспеченный вдовец, бледный, как выбеленное льняное полотно, держался за косяк, неотрывно глядя на своего отпрыска.
- Брысь! – шикнула Шеала, поднимая руки. Инстинкт самосохранения у него все-таки остался, так что второй раз напоминать не пришлось.

Фиренца очнулась от атаки, оскалабилась не хуже волчицы – она наверняка чувствовала отголоски творимой ими обеими магии, вряд ли смогла узнать авторов, но пришла подготовленной, наверняка с амулетами, а они…
Как-то неловко вышло, что они потратили столько сил – душевных в том числе – на фейерверки и то, чтобы удержать собственную руку от избиения ни в чем не повинных людей, а теперь вместо ослепительной злости осталось только усталое раздражение. Даже в голосе Литты слышалось именно оно – ну, как показалось Шеале в перерывах между сплетением заклинаний и словами, произнесенными на старшей речи.
Отдельным пунктом раздражало то, что Фиренца портила им работу. Вероятно, за событиями прошлой ночи тоже стояла она – или её демоны. Не только же лярвами она здесь балуется?
Хотя то, что вышло из симбиоза лярвы и эмбриона, почти младенца… внушало опасение. Пожалуй, Шеала не хотела бы, чтобы эти челюсти сомкнулись на её лодыжке – перекусит, и тогда никакой лекарь уже не справится. Охохо, что же с ним делать-то?!
- Убей, - круто развернувшись на каблуках, Шеала оставила поклонницу гоэтии лицом к лицу с разозлённой коллегой, решив плотно заняться тылами. Воздух стал горячим – работать с непривычными стихиями она не любила и сейчас уж точно не хотела, да и после того, что тут произошло, дому желательно сгореть, и чтобы даже стен не оставалось – мало ли что впитают.
Он выглядел влажным и скользким, склизким – тёмно-фиолетовый, даже синюшный, так выглядят мертворожденные дети – но челюсть раскрывалась, как у гиены, демонстрируя тройной ряд зубов, а за ушами шевелились, кажется, щупальца, с которых капала родовая слизь мерзкого цвета и ужасного запаха. Конечности тоже не выглядели человеческими, да и было их всего две - неясно, чего конкретно собиралась добиться Фиренца и собиралась ли, или же действовала наобум, бессистемно. А вот это, к слову, уже раздражало и бесило до невозможности, потому что в настолько тонких вопросах обязательно требовался системный подход.
Никогда Шеала не ладила с детьми, и тут тоже что-то такое получилось.
Все участники событий были ограничены тесным пространством дома, поэтому плясали как могли. Фиренца упоенно колдовала, паразит визжал младенческими связками, и крик его ввинчивался в уши, вызывая в мозгу тошнотворные вибрации, и, кажется, распространял неясные эманации, так что тщательно выпестованное заклинание прошло краем, оставив ожоги, но усилив вой.
Если его убить, - думала Шеала в перерывах между выставлением заграждений, - тут рванёт. Исход может быть очень громким, неясно, выдержат ли наши щиты. Может, удастся заставить её забрать его с собой? Отпустить или изгнать?
Курва мать, и как же далеко здесь распространились её изыскания?!
Потому что он такой может быть не один.

-…нет.
Стоило помнить о том, что Литта, каким бы спектром приятных (ну, по чародейским меркам) качеств ни обладала, не так уж часто работала с Шеалой в паре, поэтому недопонимание иногда возникало, а вот, благодаря немалому опыту, сомнений в том, что нужно делать те или иные вещи – нет.
Но в конечном итоге телепортация выглядела вполне себе выходом.
Вероятно, коллега использовала формулу случайной конечной точки – и это было правильно, потому что незачем тратить силы. Им повезло – потому что из всех мест, хранящихся в уголках сознания чародейки, фортуна выбрала достаточно безлюдное, а ведь могли вывалиться где-нибудь в центральной части Керака или того хуже – в чьем-нибудь тронном зале. Тогда вопросов от Братства было бы не избежать, а общением с дорогими коллегами Шеала последние годы была сыта по горло.
Впрочем, едва ли одержимые были лучшей перспективой – только чувство долга заставило Шеалу послушаться указаний, и дело было даже не в брезгливости – в конце концов, он был живым, то есть намного лучше половины того, с чем ей обычно приходилось иметь дело – а в том, что, как чародейка успела выяснить, зубных рядов у него было целых три, а среди зубов – ни одного жевательного.
Демон, запертый в нерожденном теле, глумился, как только мог – видимо, чувствуя, что носитель не сможет прожить долго, он задействовал все свои умения для того, чтобы здесь и сейчас продемонстрировать все свое желание уничтожить всех и вся. Неизвестно, подчинился бы ли он сейчас самой Фиренце – насколько крейденская чародейка успела выяснить, общение с тварями из других планов всегда было опасно вот этим. Тем, что они предадут гоэта в то самое мгновение, как появится даже слабый намек на его слабость. А здесь-то ее было в избытке – на самом деле Шеала даже не была уверена в том, что незадачливая повелительница коровьего вымени вылетит из портала живой.
Ведь Литте-то в руки попала.
Ливень, обрушившийся на них, оглушил. На мгновение Шеале показалось, что она ослепла – потому что даже в темной хате, освещенной лучиной, было намного светлее – но потом небо разрезала вспышка молнии, и оказалось, что глаза всё ещё на месте.
Также оказалось, что одержимые просто отлично переносят порталы, а она сама – пристойно так ушиблась, упав с высоты в добрых два ярда прямо на камни, но рука вроде как шевелилась. Правда, насчет целостности пары пальцев были сомнения, но для них наступит время чуть позже – вот примерно тогда, когда она поймет, что здоровой кистью можно сообразить против ублюдка, пытающегося подобраться прямо к лицу с, вероятно, желанием его обглодать.
Не то чтобы Шеале подобный порыв был чужд, но все-таки лучше, если они поменяются ролями.
Ни на что пристойное не было времени – и надеяться на помощь, видимо, не стоило, потому что последнее, что она запомнила перед холодом портала – кровь на лице Коралл, а это было плохим признаком. Простой кинетический удар словно вышиб воздух из легких – но одержимого отшвырнуло и протащило по грязи вперемешку с камнями несколько футов, и он озлобленно завизжал в ответ так, что даже сквозь шум ливня заложило уши.
Формул изгнания Шеала не знала. Сомневалась и в том, что их знала Фиренца – если та жива, можно было бы заставить ее все-таки забрать его с собой, выгнать в родной план… Но, с другой стороны, дражайшая «коллега» никогда не отличалась особой страстью к планированию, поэтому, вероятно, действовала наобум и понятия не имела, что с этим потом сделать. Власть здесь и сейчас – а завтра наступит завтра.
Разбираться, как обычно, другим.
Времени на то, чтобы отозваться, не было – тяжело дыша, крейденская чародейка только и успела, что подняться, сведя на нет любые чаяния относительно обглоданных лиц, и взбросить обе руки вверх. Несколько здоровых пальцев это все равно лучше, чем ничего, да и есть ли выбор?
Заклинание на каком-то этапе пошло не так – даже вплетенные в формулу нецензурные директивы не спасали положения – и жаль, что вокруг было столько воды, это пристойно так сбивало и портило эффект, но, в конечном итоге, если взяться за дело серьезно, а не как попало, то пламя не гаснет даже под ливнем.
Волна жидкого огня плеснула в землю, подняв вверх облако грязно-белого пара. Ублюдок подобрался слишком близко – поэтому к травмированным пальцам добавились и ожоги. Но это было просто ничем по сравнению с фактом того, о чем Шеала сейчас совершенно забыла, хотя еще четверть часа назад упоминала, обращаясь к коллеге – явление исхода.
Повстречавшись с уже знакомыми камнями повторно, чародейка только и успела подумать о том, что нихреново так они вдвоем полечили князя, а еще о том, что было бы неплохо, если за этими камнями не находится пропасть - а то полет будет коротким и бесславным.

Закатный свет косыми лучами падал сквозь высокие стрельчатые окна с филигранными решетками – видимо, дело шло к вечеру. Где-то далеко внизу шумело море; его гул заглушал шорох шелка, тафты и парчи, стук каблуков – мужских – и каблучков женских, едва слышный скрип чьей-то гуаровой кожи, щелчок раскрываемого веера и негромкие голоса.
Внизу играла музыка, в тон тубам и валторнам заунывно тянул мелодию чей-то глухой, но сильный голос, но Шеала никак не могла понять язык, на котором была написана песня.
Её собственный шелк послушно скользил по коленям, а рука лежала на чьей-то руке – не поднимая взгляда на спутника, чародейка безразлично пробегала взглядом по лицам. Все были словно чуть подернуты дымкой и смазаны, но это ее отчего-то не тревожило, только вот…
- Давай потанцуем? – очень давно знакомый голос, и его обладатель наклонился близко к уху, задев тяжелую серьгу.
Впрочем, ответ ему не требовался – и с каким-то обреченным ужасом Шеала вдруг поняла, что не может двигаться, а он демонически смеется и с разбега, после долгой танцевальной фигуры роняет ее прямо на пол, под ноги гостям, а те словно не замечают и продолжают идти, но он успевает наступить первым - прямо на лицо.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – не успев судорожно вздохнуть, ведь удар основательно так выбил воздух из легких, Шеала заорала прямо у Литты в руках. Зрение пришло чуть позже, и удивительно, но присутствие перемазанной в грязи и крови и напоминающей скорее демоницу, чем человека Коралл, а ещё – к чертям собачим изломанной Фиренцы, цвет кожных покровов которой намекал на то, что кровообращению наступило средоточие женской магии, её даже успокоил.
Ну подумаешь вообще. Демоны. Одержимая.
Отплевываясь от льющей в рот воды, Шеала пыталась объяснить что-то такое, но выходило сбивчиво и через слово с простеньким заклинанием щита – обычно выходящее почти рефлекторно, шутка ли, применяемое в любое время суток так часто, что уже въелось в подкорку, сейчас отнимало позорно много сил и времени, а также концентрации – кажется, потом придется полежать какое-то время головой в спокойном месте и не нервничать, если обмороки будут продолжаться.
Но, в общем, сводилось к тому, что Рикерт это хуже, а вот с Фиренцей можно как-то справиться.
Правда, как, Шеала пока ещё не представляла – мысли отчего-то отказывались собираться во внятную и стройную систему, а гарцевали одновременно флегматично-медлительно и анархично, словно насмехаясь над владелицей, а сама она как минимум трижды за заклинание чувствовала себя то слишком большой для этого дерьма, то слишком…
- Астрид. Послушай. Послушай меня, - кое-как одной подрагивающей рукой удерживая то, на что даже Фиренца-не Фиренца смотрела со скептическим любопытством, бормотала Шеала, - слушай. Спокойно. Успокойся. Я прикрою, я отвлеку ее. Компрессируй. Просто компрессируй, должно сработать, мы потом придумаем что с этим сделать. Я поставлю ее на полочку дома. Продам извращенцам в бордель. Выброшу в море. Астрид.
Демон в теле Фиренцы медлил, то ли ожидая пакости, то ли посчитав, что две едва стоящие на ногах чародейки – слишком легкая для него добыча. За это время Шеала успела поразмыслить разные вещи относительно того, каким образом вышло так, что это попало в тело бывшей чародейки, и где именно она ошиблась – и почему именно сейчас.
Надо ли говорить, что большая часть рассуждений была нецензурной и явно оценочной.
Потом Фиренца, изогнувшись так, что сразу было понятно – сухожилия не выдержали, порвались, и воля демона заставляла тело двигаться на износ, не щадя – прыгнула.
Удар отозвался сухим треском – удивительно тихим, словно внутри что-то порвалось и Шеала уже не чувствовала половину того, что должна была. И больно почти не было.
Возможно, больно станет потом – и хорошо, если так.
- Астрид!

Второго удара не было. К счастью – потому что крейденская чародейка понятия не имела, что случится после него, а перспектива быть похороненной в таком месте казалась отталкивающей и ей претила. Нет, чтобы все как у пристойных людей – умирать красиво, с фейерверками и столбом пламени, при большом скоплении народа и унеся вместе с собой сотни две недоброжелателей. Словом, поразвлекаться хотелось в мастшабах неизмеримо более крупных, и Шеала была просто по гроб благодарна коллеге за своевременную помощь.
На самом деле, конечно, никаких развернутых мыслей не было даже в перспективе, были пятна перед глазами, чувствование творящейся рядом магии вызывало тошноту и странные ощущения в районе солнечного сплетения, а мир плыл.
Ну, в прямом смысле тоже, потому что дождь только усиливался.
Демоническая дрянь медленно пульсировала где-то рядом.
- Это тяжело, - послушно начала Шеала, ощущая, что язык ощутимо так заплетается, то ли от холода, то ли от напряжения, - Астрид, у меня, кажется, сотрясение. Голова кружится. Похорони меня где-нибудь в Крейдене.
Вправду кружилась, и тошнило так, что обычно вызывающий болтанку в районе желудка портал она вовсе не заметила. Дождь закончился так же неожиданно, как с половину часа назад начался – воздух резко потеплел, и стало так тихо, что с непривычки заложило уши.
Тихо, сухо и тепло. Это смахивало на то, что всё закончилось – но в голове крутились какие-то обрывки мыслей относительно того, что демонов в деревне может быть больше, а ещё они так и не разыскали ту заразу, которая наводила иллюзии, и придется наведаться туда повторно - а их наверняка уже хмуро ждут с вилами.
И осатанение его сиятельства – оно ведь тоже могло произойти не просто так, а…
- Ох, - сказала Шеала, потом сухо, надорванным голосом рассмеялась, ощутив руку под затылком, - Литта, прекрати. Ляг рядом и… лежи. За четверть часа я точно не умру. Это царапина.
Тишина кабинета была такой уютной, что тянуло спать, но это было обманчивым и опасным желанием. Поэтому действительно, наверное, стоило говорить – и, как всегда в подобных случаях, из головы выветрились какие угодно темы для светских бесед.
Да и вообще всё – даже озвучить свои нескладные соображения казалось невероятного геройства подвигом, а иногда ей так и вовсе чудилось, что они то ли улетучились из головы, то ли никогда в нее не приходили.

- …проксимальный ряд составляют следующие кости, если идти со стороны большого пальца в сторону пятого пальца: ладьевидная, полулунная, трёхгранная и гороховидная. Каждый палец состоит из трёх фаланг: проксимальной, средней и дистальной. Исключение составляет первый палец, имеющий только две фаланги — проксимальную и дистальную. У меня трещины в дистальных фалангах на безымянном и среднем правой руки. Знаешь, каждый раз себе обещаю, что постараюсь падать как-то удачнее, но все время, зараза, не выходит. Ты вообще целая?
За пределами кабинета его светлости, к счастью, в такое время пустого – хотя к счастью ли – нарастал какой-то шум, но его причины чародейке были более чем неинтересны. Если прислушиваться, можно было различить какие-то слова, сказанные на повышенных тонах, и фигурировало там имя его сиятельства, имя её сиятельства, какая-то нецензурщина и странные междометия.
Ну и еще что-то про факелы.
- Нет, - решительно (как ей казалось) произнесла Шеала, складывая руки на груди и бессмысленно пялясь в потолок, темные балки на нём и частично видимую потрепанную, темную от дождя и грязи шевелюру коллеги, - нет, они все подождут. Полежим четверть часа.
Потом, подумав, отбросила возникшую было мысль рассказать Астрид об одной из странных историй, в которой ей довелось поучаствовать – ну вот хотя бы потому, что невидимая кошка со светящимися ушами, живущая в глубинах рудников, наверняка будет принята за горячечный бред и признаки надвигающейся смерти от внутреннего кровотечения.
- Ты знаешь, что такое пьянка по-темерски?

- Нет, - ответила Шеала, - это когда четыре бутылки водки, закусь, и собака, потому что кто-то же должен жрать закусь. Мне Истредд рассказал. Но твой вариант тоже ничего.
Мысли текли и смещались одна за другую – гоэтия, осеменение, водка, статуэтки и лица.
- Глаз тот самый, да? – зачем-то спросила она, потом, помолчав, призналась: - знаешь, иногда, когда всё совсем плохо, у меня левый снова начинает косить. Тиссая ведь утверждала, что исправили навсегда – но нет. Где-то там под этой мишурой он ещё помнит, каким был. Иногда кажется, что это всего лишь крайне качественная иллюзия.
В мыслях - нелепейшее нагромождение символов, изображений и данных, и путались они так, что этого волнения качало, как в море. Совершенно невозможно работать.
Впрочем, едва ли требовалось – и да, права была Коралл, с четвертью часа она очень погорячилась.

- Самое важное, - флегматично заметила Шеала, - блевать не в свой камин.
Прикрыв глаза, она, привалившись спиной к чему-то в меру покрытому резьбой, вслушивалась одновременно в историю Астрид и собственное самочувствие. Выходило, что оба имели среднюю паршивость - но жить можно.
- Этот ваш ведьмак – мудила, - так же флегматично продолжила чародейка, ерзая спиной в попытках примоститься поудобнее, чтобы не так болело, но основательно повстречавшиеся с камнями ткани не оставляли шансов, - он хоть кого-то из Братства не перетрахал?
Пить, по-хорошему, вправду не стоило, но много в неё и не лезло, а что лезло – ну, не просилось наружу, но обосновывалось внутри как-то странно, хотя по-своему хорошо - приглушив боль и не прибавив затуманенности голове. Возможно потому, что в этом случае там случится что-то с точкой росы, ведь хоть в чем-то Шеале должно везти?
В дебри межполовых отношений лезть она не рисковала, особенно в таком состоянии – хотя без сотрясения вышло бы немногим лучше. Хорошо, что всегда находились такие люди, которые могли решать подобные затруднения с легкостью, ещё и получали от того какое-то количество удовольствия. И очень хорошо, что в свое время вопрос с заманиванием Геральта в Риссберг решался не Шеалой. Она бы не знала, что делать. Возможно, поддавшись преобладанию личного над коллективным, придушила бы его в темном углу, за что была бы много лет порицаема.
Впрочем, ну вот чем это лучше или хуже обидных воспоминаний, оставшихся после кратковременной связи у Литты?
- Ни один мужчина не будет уходить от тебя в сиянии, если ты не будешь с ними спать, - заплетающимся языком, наконец до конца сформулировав в голове эту житейскую мудрость, произнесла Шеала, - я конечно не уверена, но по-моему при желании можно зачаровать как-то любой предмет, чтобы эманировал так же, как ведьмак. И пуф, все довольны, никаких обид. Магия! Достижения современной науки. А называться это будет…
Она уже второй раз за вечер совершенно не в настроение беседы рассмеялась. Морщась – потому что каждое движение отзывалось гулом колокола внутри черепа – но остановиться все равно не могла.
- Волшебной палочкой. Нет, всё, мне хватит. Давай найдем что-то получше этого ковра и ты поспишь. И я посплю. А потом заставим этих сук натаскать воды и помоемся. А потом я урою всех, кто причастен. Хороший план? Пойдем. Прости, руку дать не смогу.